Глава 1: Медовые реки, горькие берега
Дух в гриднице стоял такой густой, что его можно было резать ножом, как свадебный каравай. Он пах жирно, пряно и потно. Пах подпаленной на вертеле веприной шкурой, смолой сосновых бревен, кислым хмелем сурьи и терпким потом сотен мужских тел, раскаленных от выпитого и близости друг к другу. Воздух дрожал от рева голосов, грубого хохота и низкого, нутряного гудения гуслей, что вели свою вечную песнь о походах, сечах и девах, взятых в полон.
Лютобор стоял у стены, в полутени, там, где свет от чадящих плошек и ревущего в очаге огня не мог разогнать мрак. Он был частью этого пира и одновременно чужим на нем. Он был дружинником князя Светозара, сидел за одним столом с братьями по оружию, пил из общей чаши, но чувствовал себя так, будто смотрит на все со дна глубокой ледяной реки.
Его взгляд, тяжелый и цепкий, был прикован к головному столу, возвышавшемуся над остальными. Там, на почетном месте, рядом с князем, сидели новобрачные.
Вратислав. Его Лютобор знал хорошо. Широкий в кости, рыжебородый, с громким, как боевой рог, голосом. Сейчас он был воплощением мужской силы и торжества. Дорогая парчовая рубаха туго обтягивала его бычьи плечи, золотые обручья на запястьях ловили отблески огня. Он пил глубоко, смеялся запрокинув голову и то и дело накрывал своей тяжелой пятерней руку невесты, лежавшую на столе. Жест был не столько нежный, сколько хозяйский. Словно он пробовал на вес свой новый, самый ценный трофей.
И она. Зоряна.
При свете огня ее волосы цвета спелой пшеницы казались расплавленным золотом. Кожа – белой, как первый снег. В этот вечер она была так прекрасна, что у Лютобора сводило нутро тугой, болезненной судорогой. Но он, в отличие от остальных, видел не только красоту. Он видел то, что было скрыто под ней, как трещина под тонким слоем льда.
Он видел, как идеально прямой держится ее спина, будто кол проглотила. Как застыла на ее лице вежливая, пустая улыбка, не трогавшая глаз. А глаза… Ее глаза, синие, как весенние пролески, которые он так любил, сейчас были темными, бездонными омутами. Она смотрела не на жениха, не на гостей, а куда-то сквозь них, в пустоту. Каждый раз, когда рука Вратислава касалась ее, Лютобор видел, как она на едва уловимый миг вздрагивает всем телом. Ее никто не замечал. Никто, кроме него.
Рядом с ней сидел ее отец, купец Твердислав. Сухой, жилистый, с бегающими глазками хищной ласки. Он не смотрел на дочь. Его взгляд скользил по гостям, оценивая. Вот князь Светозар, довольный, – значит, союз крепок. Вот бояре из старшей дружины, пьющие за здоровье молодых, – значит, теперь и их подряды будет легче получить. Лютобор был уверен, что мысленно Твердислав уже подсчитывал барыши, которые принесет ему этот брак, вычитая из них стоимость свадебного пира. Он продал свою дочь, и сделка, судя по его лицу, была отменной.
– Смотри, как наш Вратислав светится, – прогудел рядом голос Олега, здоровенного дружинника, с которым Лютобор делил скамью. – Заполучил и лучший надел от князя за последний поход, и первую красавицу Киева. Род богатый, девка – мед. Перун ему улыбнулся, не иначе.
Лютобор не отвел взгляда от Зоряны.
– Светится чаша в его руке, Олег. И свет тот холодный.
Олег непонимающе хмыкнул, окатив Лютобора запахом перегара и лука.
– Что, Лютобор, зависть гложет? Не криви душой, любой бы из нас хотел оказаться на его месте. Войти в такой род, взять такую жену… Ночью-то она его согреет, свет и потеплеет.
В этот момент Вратислав, перехватив чашу из рук слуги, вскочил на ноги. Пир на миг затих.
– Братья! Княже! – проревел он, обводя гридницу пьяным, но властным взглядом. – Пью за мой новый надел! И за эту землю, – он грубо стиснул плечо Зоряны, заставив ее обернуться, – которую я этой ночью буду впервые пахать! Да так вспашу, клянусь Велесом, что к следующей весне она принесет мне добрый урожай!
