Глава 1
Комната выглядела заброшенной.
Темные деревянные панели тускло блестели потрескавшимся лаком,
громоздкая кровать неловко застыла у дальней стены, а замотанная в
тонкую кисею люстра свисала с потолка нелепым засушенным цветком.
Все вещи казались ненужными, забытыми, мертвыми. Даже пейзаж на
стене. Вроде и краски яркие, и выписан при помощи магии искусно, а
иса — частички живого духа — в нем нет.
Я поставила на пол ведро и захлопнула за собой дверь. В голове
до сих пор звучал испуганный шепот Грильды: — «Милорд
возвращается!». Эта фраза с раннего утра гуляла по замку,
передаваемая из уст в уста самыми разными голосами. Неизменным в
этих голосах было только одно — страх. Все население Белвиля с
ужасом ожидало возвращения хозяина. Граф Стобардский и Эрский,
владелец Крона, Старкона и Брода, бывший командующий первой армией
и один из самых сильных арнов империи возвращался домой. В наш
Белвиль.
Я посмотрела на портрет графа, висящий на противоположной от
окна стене, и невольно поежилась. Вот уж где иса было с избытком!
Крупный мужчина в синей военной форме, словно живой, сумрачно
глядел на меня из-под нахмуренных бровей, и от этого взгляда
мурашки по коже бежали. Настоящий арн. Резкие, словно выточенные
скульптором черты, сверкающие алым глаза, темные с синеватым
отливом волосы. В нем было слишком много того дикого,
первозданного, уходящего корнями в народные предания и жестокую
веру предков, что отличало арнов от изнеженных аристократов
Олдена.
Интересно, с чего вдруг графа потянуло на родину после стольких
лет отсутствия? Зачем ему старый замок? Жил бы себе где-нибудь
подальше, вот хоть в столице, в своем огромном особняке, или в
Дубровице, в старом господском доме. А Белвиль... Древнее имение,
затерявшееся в глубине Алмазных гор, было родовым леем семьи Крон,
но сами арны тут почти не показывались. Если только перед свадьбой
невест привозили, чтобы испросить благословение у духа рода.
Вот и нынешний владелец уже лет двадцать в свою вотчину не
заглядывал. И лучше бы и еще столько же не появлялся. Старые слуги
рассказывали, что нрав у хозяина крутой, да и как может быть иначе,
если нутро звериное? «Как этим взглядом своим посмотрит, так душа
до самого донышка заледенеет, — шамкал беззубым ртом Микош. — А
если, не приведи Создательница, разгневается, так легче сразу в
гроб лечь и крышкой прикрыться, все равно жизни не будет».
Хоть Микошка и казался выжившим из ума стариком, но я склонна
была ему верить.
— Ты долго прохлаждаться будешь? — я так задумалась, что не
заметила, как открылась дверь и в комнату протиснулась Салта. — Вот
же сварново отродье! Чего глазюками лупаешь? Шевелись давай! Или ты
думаешь, хозяин на лошадях от столицы добираться будет?
Старшая вытащила из-за пояса фартука засаленное полотенце и
замахнулась, но я незаметно уклонилась, и вонючая тряпка шлепнулась
на пол.
— Ах ты ж, лишманка!
Раздосадованная Салта открыла рот, и оттуда понесся такой
поток ругательств, что неподготовленный человек вряд ли сумел бы их
вынести. А я… а я ничего, привыкла уже. За последние пару лет и не
такое слышать доводилось.
— Думаешь, коли безъязыкая, так тебе поблажки будут? —
выдохшись, прошипела Салта. — И не надейся! Я тут лентяев не
потерплю. Чтобы через час комната сияла, — старшая насупилась,
отчего крупная красная родинка между ее бровями стала похожа на
рог, буркнула еще что-то неразборчивое и вышла, громко хлопнув
дверью.
Крепкое дубовое полотно испуганно крякнуло. Ну-ну… Попробовала
бы она при хозяине так грохнуть.
Я усмехнулась, подоткнула подол и принялась за уборку. Протерла
пыль, вымыла полы, вынесла во двор ковер и снятые с карнизов шторы,
выбила их и вернула на место, перестелила белье и расставила вазы
со свежими цветами. Да только вот лучше не стало. Как было все
мертвым, так и осталось, и на душе оттого темно сделалось.
