- Твой опекун тебя продал, девчонка.
Моему хозяину. Только не стоит мнить о себе много, - усмехнулась
Эгрин, служанка демонического клана Тиммисеайе. Эгрин повела
стройными бедрами, словно эта мысль ее возбуждала. – Ты не нужна
лорду Оркайору как ты. Только на кровь, ничего больше.
Милая маленькая Лаора, - пропела Эгрин, с удовольствием щуря
золотые глаза. – Думала, Син будет защищать тебя? А он выкупил
тобой свой долг за обучение.
Лаора знала: Эгрин, которую лорд
Оркайор обычно посылал передать Сину поручения, ненавидела всех,
кто представлял для Сина ценность. Будь воля служанки, она свернула
бы Лаоре шею своими длинными когтистыми руками, лишь бы уничтожить
то, что считала препятствием на пути к сердцу мага.
Обычно Лаора пропускала слова
безобидной служанки мимо ушей, говоря себе, что демонице очень не
повезло: оказаться слабейшей в порабощенном роду, фактически на
месте рабыни одного из кровожаднейших демонов – ужасная судьба.
Целительница могла лишь догадываться, какие изощренные страдания
выпадали на долю Эгрин, и понимала: та уцепилась за Сина с подобным
жаром лишь оттого, что он действительно мог ее вытащить из лап
демона-хозяина.
Лаора даже просила за Эгрин, а Син
лишь посмеивался над своей воспитанницей: «Ты слишком наивна и
добра, Лаора. Причина страсти рабыни не важна, как и ее печальная
судьба – она такое же чудовище, как ее хозяева».
Син. Самый дорогой, единственный
по-настоящему близкий Лаоре человек. Заменивший ей всех – мать,
отца, старшего брата, учителя. Син, который был рядом с тех пор,
как в пятнадцать лет она с трудом пережила разрушение дома и потерю
памяти. Син, по-своему заботящийся и защищающий, пусть и холодный,
отстраненный и жесткий, как сталь.
Син, который никак не мог совершить
подобного.
И все же сомнение Эгрин в Лаоре
зародила: опекун, которого Оркайор Тиммисеайе обучил мастерству
плетения смертоносных заговоров, был вынужден исполнять приказы
демона до тех пор, пока не отдаст долг. Син ждал возможности с
нетерпением. Лаора знала, что тот занимался чем-то жутким, о чем
даже такой спокойный человек, как он, не говорил много.
Целительница подозревала, что Син служит Оркайору палачом – и как
никто желала своему любимому опекуну свободы.
Вот только… Син и правда отдалялся.
Последний год они почти не разговаривали. Лаора все время ощущала
холод, словно Син размышлял о чем-то, куда ей нос совать было
нельзя.
- Эгрин, спасибо, что предупредила,
- вежливо ответила Лаора, унимая отчего-то быстро колотящееся
сердце.
Она встала из глубокого кресла,
прошла к жарко палящему камину, который зажигала лишь в отсутствие
любящего прохладу Сина. Сильнее, чем нужно, вцепилась в графин с
вишневым соком, ощущая, как на коже отпечатались завитки
хрустального узора. Заставила себя ослабить хватку, выдохнуть и
налила рубиновую жидкость в два стакана. Син говорил, что с Эгрин
нужно обращаться, как с кусачей собакой – строго, но Лаора всегда
предлагала служанке выпить и расположиться в кресле, пока опекун не
видел. В конце концов, никто не заслуживал подобного – Эгрин и так
носила ошейник.
Демоница приняла стакан с ухмылкой.
В глазах ее плясало ликование.
- Думаешь, я вру.
- Я знаю, что ты не любишь меня, -
ровно отозвалась Лаора, не давая голосу дрогнуть. – И понимаю
почему. Но мы уже выясняли: вреда мне причинить тебе не позволяют.
Не надо ссорить меня с Сином. У тебя все равно не получится.
Эгрин осушила стакан одним длинным
глотком, словно просто влила в себя красную, как кровь, жидкость.
Она повертела мерцающий в бликах огня стакан в пальцах, будто
раздумывая, не расколотить ли его о деревянный пол, а потом со
звоном поставила на каменную столешницу и откинулась назад,
поднимая острую грудь, прикрытую лишь тонким слоем не сглаживающего
очертания сосков шелка.