Глава 1. Архив забытых снов.
25 октября 2024 года, Прага.
Пыль в подвале библиотеки Карлова университета имела собственный запах – не просто затхлость веков, а что-то живое, словно дыхание спящих столетий. Катарина Новотна провела ладонью по корешку старинного фолианта и почувствовала, как под пальцами вибрирует едва уловимая энергия. Двадцать лет работы с древними манускриптами научили её доверять таким ощущениям.
Сегодня она пришла сюда не по делу. Три месяца назад исчез Томаш Черны, её коллега и что он был для неё? Друг? Нечто большее, что так и не решились назвать вслух? Полиция закрыла дело – взрослый мужчина имеет право исчезнуть, если хочет. Никаких следов преступления, никаких долгов, никаких угроз. Просто однажды утром его не стало.
Но фрау Новакова, домовладелица Томаша, позвонила вчера вечером:
– Доктор Новотна, вы ведь работали с паном Черны? У меня есть его вещи Странные такие. Боюсь их выбрасывать.
И вот теперь Катарина стояла перед старинным дубовым сундуком, который привезла прямо в подвал библиотеки – единственное место, где она чувствовала себя в безопасности среди тайн.
Замок щелкнул слишком легко, словно ждал именно её прикосновения.
Первое, что она увидела, – стопка тетрадей в черных обложках. Почерк Томаша, узнаваемый и торопливый. Но даты даты были невозможными.
"15 марта 2024 года. Сегодня я понял, что могу вернуться. Не метафорически – буквально. В тот день, когда всё пошло не так."
Катарина нахмурилась. 15 марта? Но в марте Томаш еще работал, они даже обедали вместе в университетском кафе. Он исчез только в июне.
"Катарина, если ты читаешь это – значит, время уже начало своими невидимыми нитями ткать новый узор. Помнишь нашу беседу о цикличности истории в кафе у Карлова моста? Ты сказала: 'История – это не река, а водоворот. Мы думаем, что плывем вперед, а на самом деле кружимся.' Тогда я подумал, что ты говоришь красиво, но абстрактно."
Сердце Катарины пропустило удар. Эта беседа действительно была. Но не в марте – в сентябре, уже после исчезновения Томаша. Она помнила этот разговор, помнила, как сидела одна в кафе, думала о нем и рассуждала вслух, обращаясь к пустому креслу напротив.
Или нет?
Память вдруг стала скользкой, как мокрое стекло. А может быть, они действительно сидели вдвоем? Может быть, это было в марте, и она просто запуталась в датах?
"Я нашел её, Катарина. Формулу, которую искали алхимики средневековья, но никогда не могли понять. Она была не в трактатах о превращении металлов. Она была в хрониках времени."
Под тетрадями лежал пергамент, пожелтевший от времени, но чернила на нем выглядели свежими. В верхнем углу – дата: "Anno Domini 1347". Год начала чумной эпидемии в Праге. Но написано было современной ручкой.
Формулы покрывали лист плотным узором – не алхимические символы, а математические уравнения. Физика, которую Катарина не понимала, но которая почему-то казалась до боли знакомой.
E = mc² √(1-v²/c²) ∫ψ(t)dt.
Под формулами – строчки на латыни:
"Tempus non est flumen, sed circulus. In circulo omnia sunt simul – praeteritum, praesens, futurum. Qui scit centrum invenire, potest ad quemliet punctum reverti."
"Время – не река, а круг. В круге всё существует одновременно – прошлое, настоящее, будущее. Кто умеет найти центр, может вернуться в любую точку."
– Боже мой, – прошептала Катарина.
Она изучала латынь, но эти слова звучали в её голове не как перевод, а как воспоминание. Словно она сама когда-то писала их при свете свечей, склонившись над пергаментом в каменной келье.
Зажмурилась, потерла виски. Слишком много кофе, слишком мало сна. Исчезновение Томаша выбило её из колеи сильнее, чем она готова была признать.
Но когда открыла глаза, формулы на пергаменте светились.