Селена.
Распахиваю хлипкую деревянную дверь
каморки под самой крышей, тут же закрываю её и прислоняюсь к ней
спиной, пытаясь отдышаться. Подушечки пальцев слегка дрожат и
считывают мельчайшие шероховатости крашеного дерева.
В комнате прохладно, пахнет
сыростью. По железной крыше прямо над головой начинает постукивать
дождик.
— Селена? — сестрёнка поднимает
глаза от квадратного коричневого стола, на котором аккуратно
разложены лоскутки тканей, ножницы, нитки и пухлая бордовая
подушечка с иголками. — Что-то случилось?
В её огромных голубых глазах испуг,
золотистые кудряшки пружинят от резкого движения головой. Моя
маленькая копия, только младше на одиннадцать лет, и волосы у меня
не кудрявые, а лишь слегка вьются и больше отдают в платину.
Нервно кусаю нижнюю губу и хмурюсь.
Судорожно соображаю. Надо решаться. Если хотя бы чуть-чуть
промедлить — будет уже поздно, а права на ошибку нет!
Отталкиваюсь от двери, пробегаю
через всю комнатку и падаю на колени перед скрипучей узкой
односпальной кроватью, на которой мы с сестрёнкой умудряемся
помещаться вдвоём. Тесно, зато тепло, а это особенно важно
промозглыми осенними ночами, потому что лишних денег на уголь у нас
нет.
Шарю рукой под кроватью и вытаскиваю
потёртый кожаный чемодан — с ним мы приехали сюда полгода назад,
когда наш привычный мир рухнул.
Бросаю чемодан на кровать и начинаю
скидывать в него всё подряд: наши с сестрёнкой ботинки со стёртыми
каблуками, давно нуждающиеся в ремонте, единственную пару платьев у
каждой, штопанные-перештопанные колготки, потрёпанную пухлую
книжечку с любимыми рецептами — напоминание о прошлой жизни, когда
у меня было время на увлечения, а не только работу в прачечной.
Да, когда-то, до прихода тёмных, мы
жили совсем иначе… Внутри поднимается привычная волна обиды и
злости.
— Селена? — вздрагиваю от
осторожного касания по плечу и тонкого голоска Майи. — Объясни,
пожалуйста, что стряслось? Ты меня пугаешь.
— Прости, малышка, — поворачиваюсь к
ней, оставаясь на коленях на полу.
Смотрю на неё снизу вверх, и сердце
наполняется теплом и нежностью: такая малютка, всего восемь лет, а
уже всё понимает, всё чувствует. И даже пытается помогать: мастерит
потрясающей красоты резиночки для волос. Девчонки в прачечной их
обожают и раскупают с радостью — красивыми хочется быть всегда,
даже когда за окном полнейший хаос. Не Бог весть, какие деньги, но
как-то перебиваемся.
И всё было терпимо… до сегодняшнего
дня. Вздыхаю, нахожу крохотную ладошку сестры, целую её:
— Малыш, нам придётся уехать. Мне
жаль.
— Что, прямо сейчас? — и так большие
глаза Майи становятся ещё больше. — На ночь глядя?
— Боюсь, что да, — вытираю тыльной
стороной руки влажные глаза. — Меня могли увидеть…
— Ты лечила кого-то? — ахает Майя и
кивает в сторону окна. — Прямо на улице?
— Одной женщине стало плохо рядом с
прачечной, — объясняю со вздохом, — я как раз шла домой. Она упала
прямо на камни! Я просто не могла пройти мимо!
— Кто-нибудь видел?
— Вся толпа, все кто возвращался
домой, — признаюсь со стоном. — Сердечный приступ, если бы я не
помогла, то…
— Я знаю, знаю, — шепчет Майя и
ласково гладит меня по щеке. — Но ведь не обязательно, что там были
граберы тёмного лорда?
— Если и не они, то желающие
подзаработать! Ты же знаешь, сколько дают за наводку на светлых.
Десять тысяч кронусов!
Целое состояние, которое нам и не
снилось. Неудивительно, что почти всех светлых давно переловили. Не
потому что плохо прятались, а потому что их сдавали свои же
сограждане, обычные люди без дара…
Что потом — никто не знает
наверняка, хотя болтают всякое. Тех, кто попался, везут к тёмному
лорду — самому жестокому из бездушных чудовищ, захвативших наше
королевство. Говорят, он продал душу мраку. Говорят, в его глазах
тьма, которая убивает. А ещё говорят, что после ночи с ним не
выживает ни одна!
