Глава 1:
Эхо пустой квартиры
Когда последний чемодан, его или мой, уже неважно, скрипнул по полу и исчез за дверью, наступила тишина. Не та умиротворяющая тишина, когда ты наслаждаешься покоем, а оглушающая, давящая. Эхо пустой квартиры было не просто звуком, а физическим ощущением, которое заполняло каждый уголок пространства, каждую клеточку моего тела. Я стояла посреди гостиной, где ещё недавно витали его запахи, где звучал его голос, где мы делили наше, как мне казалось, "счастье". Теперь здесь было так тихо, что я слышала стук собственного сердца – или, скорее, его обрывки, потому что оно билось неровно, с перебоями, как старый мотор.
Первые дни одиночества были странной смесью облегчения и фантомных болей. С одной стороны, я чувствовала, как с моих плеч спадает огромный, невидимый груз. Больше не нужно было угадывать его настроение, подстраиваться под его желания, прятать свои истинные чувства. Я могла ходить по квартире, не боясь лишнего шороха, включать музыку, которую любила я, а не он, читать книги, не опасаясь его скептического взгляда. Это было похоже на глубокий, долгожданный выдох после лет, проведенных под водой. Но этот выдох был сопряжен с чувством, будто у меня вырвали часть меня самой.
Фантомные боли были особенно мучительными. Я на автомате готовила еду на двоих, накрывала на стол две тарелки. По утрам рука тянулась к его стороне кровати. Звонок в дверь заставлял сердце замирать в ожидании его возвращения. Эти рефлексы, выработанные годами, теперь били наотмашь, напоминая о пустоте, которая осталась. Это было похоже на то, как человек теряет конечность, но продолжает чувствовать её. Моё тело и разум привыкли к его присутствию, к его ритму, и теперь им приходилось заново учиться существовать без него.
Озадачивающее чувство свободы было самым парадоксальным. Я мечтала о ней, боролась за неё, прошла через ад, чтобы её обрести. И вот она здесь. Но эта свобода пугала. Она была необъятной, безграничной, и я не знала, что с ней делать. В условиях тотального контроля я, как ни страндно, чувствовала себя защищенной, имела четкие рамки и предсказуемость, пусть и деструктивную. А теперь всё было иначе. Я была капитаном корабля, который оказался посреди безбрежного океана, без карты, без компаса и без команды. Куда плыть? Зачем? Смысл потерялся вместе с привычными ориентирами.
Накатывала волна вопросов без ответов. Кто я теперь? Что мне делать с этой свободой? Как жить, когда нет кого-то, кто говорит тебе, как жить? Моя личность, так долго растворенная в нем, теперь казалась неполной, будто ей не хватало второй половины. Я чувствовала себя не столько человеком, сколько контуром, наброском, который ещё предстояло заполнить.
Вечера были особенно тяжелыми. Тишина наполнялась не моими мыслями, а его отсутствием. Каждый шорох, каждый скрип пола казались усиленными до предела. Я бродила по квартире, прикасаясь к вещам, которые мы когда-то выбирали вместе. Его чашка, его книга, забытая на полке. Каждая вещь была немым укором, напоминанием о том, что было, и чего больше нет. Были моменты, когда я едва могла дышать от этой тяжести, от этой непривычной, пугающей пустоты, которая окружала меня.
Я пыталась заполнить её чем угодно: телевизором, музыкой, бесконечным скроллингом в телефоне. Но ничто не помогало. Эхо продолжало звучать, отзываясь в моей душе глухой болью. Это была не та боль, которая заставляла кричать, а та, что затягивала в себя, как зыбучие пески. Я понимала, что это лишь начало пути, что мне предстоит пройти через множество этапов, но в тот момент это знание не приносило утешения. Я просто хотела, чтобы это чувство – чувство полной, оглушающей пустоты – прошло.
