Глава 1: «Дверь, которую никто не открывал»
Дождь шёл с утра – мелкий, навязчивый, как старая мысль, которую не получается выкинуть из головы. Он стучал по стеклу окна, будто кто-то пытался войти, но не решался постучать громче. Алексей сидел на краю кровати, держа в руках чашку остывшего чая, и смотрел на улицу. Город, в который он не возвращался двенадцать лет, теперь казался ему чужим – как будто его подменили, оставив только фасады, названия улиц и запах сырости, въевшийся в асфальт.
Он приехал сюда не по своей воле. Мать умерла три недели назад. Внезапно. Без предупреждения. Без прощания. Просто – сердце. Врачи сказали, что она ушла быстро, почти без боли. Но Алексей знал: боль была. Она всегда была. Только мать умела её прятать – за улыбкой, за тихим «всё хорошо», за тем, как она гладила его по голове, когда он был маленьким и боялся грозы.
Теперь дом был пуст. И не просто пуст – он был выжжен. Как будто кто-то вынес из него не только вещи, но и воздух, и свет, и звуки. Даже часы настенные, которые тикали всю его жизнь, замолчали. Алексей не стал их заводить. Ему не хотелось слышать, как время идёт без неё.
Он допил чай, поставил чашку на подоконник и встал. Нужно было что-то делать. Разбирать вещи. Решать, что оставить, что выбросить, что отдать. Он не хотел этого. Но знал – если не начнёт сейчас, то так и останется здесь, сидя на краю кровати, глядя в окно, пока дождь не смоет всё, что от него осталось.
Он прошёл в гостиную. Пыль на мебели лежала ровным слоем, как снег. На столе – фотографии. Он взял одну. Мать, молодая, смеётся, держит его на руках. Ему – года три. Он в кепке, слишком большой для него, и смотрит в камеру с таким серьёзным лицом, будто уже знает, что жизнь – это не игра.
Алексей положил фото обратно. Потом прошёл на кухню. Открыл холодильник. Пусто. Только запах старой еды, которую не успели выкинуть. Он закрыл дверцу. Потом открыл шкаф. Там стояли её банки с вареньем. Три банки. Клубника, абрикос, смородина. Все с этикетками, аккуратно написанными её рукой. «2019», «2020», «2021». Последняя – «2022». Она успела сделать её в январе. Умерла в марте.
Он взял банку с клубникой. Повертел в руках. Поставил обратно. Не мог открыть. Не мог тронуть. Это было слишком живое. Слишком настоящее.
Он вернулся в коридор. Остановился у двери в подвал. Дверь была старая, деревянная, с железной ручкой, которая скрипела, если её не смазывали. Мать всегда говорила: «Не ходи туда. Там сыро. И темно. И ничего интересного». Он и не ходил. Даже когда был ребёнком. Даже когда друзья играли в прятки и убегали в подвал, он оставался наверху. Потому что боялся. Не темноты. Не пауков. А того, что там что-то есть. Что-то, что ждёт. Что-то, что знает.
Сейчас он стоял перед этой дверью и чувствовал то же самое. Только теперь страх был не детским. Он был взрослым. Тяжёлым. Глубоким. Как будто дверь не вела в подвал, а в другое место. В другое время.
Он потянул ручку. Скрипнул металл. Дверь открылась с тихим стоном, будто кто-то внутри только что проснулся.
Лестница вниз была крутая, деревянная, с перилами, покрытыми плесенью. Алексей включил фонарик на телефоне. Спустился. Воздух был густым, влажным, с запахом земли и старого дерева. Пол – земляной. Стены – кирпичные, с трещинами, из которых сочилась вода. В углу – старый сундук. Большой, железный, с замком, который давно заржавел.
Он подошёл. Присел на корточки. Провёл рукой по крышке. Пыль. Много пыли. Он попытался открыть. Замок не поддался. Он пошатал его. Потом ударил кулаком по боку. Замок треснул. Отвалился.
Он открыл крышку.
Внутри – бумаги. Старые газеты. Фотографии. Письма. И… дневник.
Обычный, в клетку, с синей обложкой. Толстый. Половина страниц исписана. Он взял его. Открыл первую страницу.
