Шум вечеринки обрушился на Алису волной, едва она переступила порог пентхауса. Гул голосов, приглушенные биты музыки, смех, звон бокалов – все это слилось в один оглушительный гул, напоминавший прибой. Она замерла на мгновение, чувствуя себя незваным гостем в этом царстве беззаботности и легкого будуара.
– Алис, иди к нам! – донесся голос подруги Кати, уже машущей ей рукой из-за стойки с барабаном коктейлей.
Алиса заставила свои губы растянуться в предварительную, вежливую улыбку. Улыбку, которую она отрепетировала до автоматизма. Улыбку успешной женщины, у которой в жизни все схвачено, все на своих местах. Дизайнер-фрилансер с растущим портфолио, уютная квартира в престижном районе, внимательный парень, Артем, стабильный и надежный, как швейцарский банк. Идеальная жизнь. Та самая, о которой она когда-то, казалось, могла только мечтать.
Она пробиралась сквозь толпу, ловя на себе взгляды. Одобрительные, оценивающие. «Хорошо выглядит», – вероятно, думали они. И она действительно выглядела. Платье-футляр идеального кроя, каблуки, подчеркивающие линию ног, безупречный макияж, скрывающий следы бессонных ночей. Она была похожа на дорогую, изящную вазу, внутри которой – пустота.
Подойдя к бару, она заказала мохито. Мята и лайм. Свежесть. Она надеялась, что они смогут освежить что-то внутри, смыть тот несмываемый осадок, что лежал на душе тяжелым, неподъемным грузом.
– Задерживаешься, – Катя обняла ее за плечи, пахнув дорогими духами и вином. – Артем где?
– Задерживается на совещании. Скоро будет, – откликнулась Алиса, и ее собственный голос показался ей доносившимся откуда-то издалека. Она взяла бокал, ощутив холодок стекла в ладони, и присоединилась к кружку знакомых лиц. Они говорили о последних новостях, о новых проектах, о планах на отпуск. Алиса кивала, вставляла уместные реплики, даже смеялась в такт общему смеху. Но если бы кто-то взглянул ей в глаза в этот момент, он бы увидел лишь одно – абсолютную, леденящую пустоту. Глаза ее были как два озера, покрытые толстым слоем льда, под которым не шевелилось ни единой живности. Она научилась этому искусству – существовать в двух измерениях одновременно. Телом – здесь, в сиюминутном настоящем, а душой – в запертой на ключ комнате собственного прошлого.
Ее взгляд скользил по лицам, не задерживаясь ни на одном. Вот коллега Кати, хвастающийся новой машиной. Вот пара, слившаяся в поцелуе в углу. Вот группа девушек, заливисто смеющихся над чьей-то шуткой. Все как обычно. Все как всегда.
И вдруг.
Словно кто-то выключил звук.
Ее сердце, привыкшее биться ровно и размеренно, как метроном, вдруг сорвалось с ритма, уходя в отрывную, бешеную пляску. Кровь ударила в виски, оглушив ее, заглушив все окружающие шумы. В глазах потемнело. Она непроизвольно впилась пальцами в стойку бара, чтобы не упасть.
Она увидела его.
В другом конце зала, у огромного панорамного окна, за которым простирался ночной город, усыпанный огнями, как россыпью бриллиантов, стоял мужчина. Невысокий, в темном пиджаке, с бокалом вина в руке. Он был к ней спиной, разговаривая с кем-то. Незнакомец. Совершенно незнакомый профиль, незнакомый затылок, незнакомый постав плеч.
Но в тот миг, когда он на секунду обернулся, поймав чью-то реплику, и его лицо на долю секунды оказалось повернуто в ее сторону, что-то внутри Алисы содрогнулось и закричало. Кричало от дикой, животной боли и паники.
Это было не его лицо. Не Льва. Совсем другое. Но что-то… что-то в скулах, в разрезе глаз, в манере откинуть голову назад, смеясь… что-то было до мучительного знакомо. Это был не он, но это был его эхо. Его тень. Призрак, явившийся в обличье чужого человека.
И этого было достаточно.
