Он любил дождь. Эти бесконечные, холодные струи, смывающие с города тонкий слой приличий и суеты, обнажая его истинное лицо – мокрый, скользкий асфальт, темные переулки и одинокие огни, тонущие в водяной пелене. Дождь был его союзником. Он скрывал звуки, стирал следы, превращал мир в размытую акварель, где одно преступление могло раствориться в другом.
Стоя у огромного панорамного окна на penthouse-этаже, он наблюдал, как город раскинулся внизу, словно сложный, многослойный механизм. Миллионы огней, миллионы жизней. Каждая – со своими секретами, страхами, грехами. Он знал это лучше кого бы то ни было. Он был тем, кто собирал эти грехи, каталогизировал их и… использовал. Они были нитями в той грандиозной паутине, которую он плел.
Его пальцы с легкой нежностью провели по холодному стеклу, оставляя на мгновение четкие отпечатки, тут же расплывавшиеся в потоках воды. Он мысленно представлял себе эти нити – тонкие, почти невидимые, но невероятно прочные. Они тянулись от этого самого окна в кабинеты чиновников, в приемные врачей, в мастерские архитекторов, в убогие квартиры наемников. Все были связаны. Все были частью системы. Его системы.
И, как любой хороший паук, он знал, что паутина требует регулярного обновления. Старые, ослабевшие нити нужно обрывать, чтобы вся конструкция не провисла. Чтобы она не перестала быть смертоносной и эффективной.
Его взгляд упал на матовое стекло планшета, лежавшего на столе из черного дерева. На экране горела фотография. Уверенное лицо, улыбка, полная превосходства, взгляд, привыкший смотреть свысока. Арсений Соколов. Архитектор. Тот, кто своими амбициозными проектами думал изменить город. Тот, кто решил, что может безнаказанно порвать одну очень важную нить. Нить, связывающую его с определенными людьми и определенными деньгами.
Соколов ошибался.
Он взял планшет, и его пальцы бесшумно заскользили по экрану, листая досье. Биография, финансовые операции, личная переписка, выуженная хакером-виртуозом, служившим ему еще одной парой глаз в цифровом мире. Он знал о Соколове все. Знакомых и любовниц, тайные страхи и нереализованные мечты. Он знал, что архитектор панически боялся пауков. Иронично. Почти поэтично.
Рядом с фотографией Соколова на экране была открыта еще одна вкладка. На ней – строгое, лишенное косметики лицо женщины с пронзительными, слишком внимательными глазами. Волкова. Кира Волкова. Майор полиции.
Он внимательно изучил ее досье. Опытный, даже знаменитый в узких кругах детектив. Цепкая, упрямая, с почти животным чутьем. Дочь того самого следователя Волкова, который много лет назад слишком близко подошел к истине и навсегда ушел в небытие с официальной формулировкой «несчастный случай». Это добавляло пикантности. Симметрии.
Он понимал, что Волкова – не обычный полицейский, которого можно запугать или купить. Она была охотником по натуре. И именно это делало ее идеальной пешкой в его игре. Чтобы паутина не провисала, ее нужно было время от времени встряхивать. И кто может сделать это лучше, чем упрямый, умный и мотивированный детектив?
Он позволил себе легкую улыбку. Игра была его стихией. Игра в кошки-мышки, где роли постоянно менялись, где сегодня ты преследователь, а завтра – преследуемый. Но в его игре все роли были расписаны заранее. Он был и режиссером, и сценаристом, и главным действующим лицом.
Он отложил планшет и подошел к другому столу, больше похожему на лабораторный. Под стеклянным колпаком, в идеальной чистоте, сидел его личный талисман – крупный, с блестящим черным брюшком, юркий паук-крестовик. Он наблюдал, как хищник методично плетет свою идеальную, геометрически выверенную сеть, терпеливо ожидая, когда в нее попадется неосторожная муха.
