Глава 1: Слепой свидетель
Дождь за окном автомобиля был не стихией, а состоянием мира. Он не лил, не барабанил, он висел в воздухе густой, мокрой пеленой, превращая огни фонарей в размытые, дрожащие пятна, а звуки города – в глухой, однообразный гул. Марк Ильин смотрел на этот смазанный пейзаж, и ему казалось, что сама реальность сегодня потеряла четкие контуры, стала проницаемой и зыбкой.
Машина Петровой резко свернула с центральной улицы в арку больничного комплекса. Не в его уютную, частную клинику с запахом ладана, а в казенное, пахнущее хлоркой и безысходностью здание городского психоневрологического диспансера. Здесь содержались те, чьи случаи были слишком острыми, слишком странными или слишком опасными для обычных больниц.
– Готов к встрече с неизвестным? – Петрова заглушила мотор и повернулась к нему. На ее лице была привычная усталость, но в глазах горел тот самый азартный огонек, который Марк научился узнавать и одновременно опасаться.
– Если бы ты каждый раз начинала с таких завязок, я бы, наверное, давно сбежал в Гималаи, – сухо парировал Марк, разминая затекшую шею.
– В Гималаях нет такого, поверь, – она открыла дверь. – Пошли. Познакомлю с нашей аномалией.
Их шаги гулко отдавались в длинных, ярко освещенных коридорах. Воздух был стерильным и холодным, словно его не только очистили от микробов, но и выморозили в нем все следы человеческих эмоций. Петрова, не глядя по сторонам, вела его к лифту.
– Анна Михеева. Тридцать два года. Жена Артема Лебедева, владельца и ведущего эксперта аукционного дома «Галерея Лебедева». Классическая история Золушки, только с кровавым финалом. Познакомились, когда она была студенткой-искусствоведом, он – харизматичным молодым боссом. Роман, свадьба, роскошная жизнь. А за фасадом – систематическое домашнее насилие. Унижения, контроль, изоляция от друзей и семьи. И, как апофеоз, побои. Не какие-то шлепки, а серьезные, с переломами, госпитализацией. Но всегда – под контролем. Частные клиники, взятки врачам, истории о «неудачном падении с лестницы».
Лифт плавно тронулся наверх. Марк молча слушал, чувствуя, как в груди сжимается знакомый холодный комок. Он ненавидел эти истории. Они всегда были одинаковыми в своей чудовищной простоте.
– Вчера вечером случился очередной скандал, – продолжила Петрова. – Соседи вызвали полицию, услышав дикие крики и звук бьющейся посуды. Наши приехали, вскрыли дверь по скорой. Лебедев был в ярости, но внешне – абсолютно респектабелен, в дорогом халате, с бокалом коньяка. А она… – Петрова сделала паузу, выходя из лифта на пятый этаж. – Она стояла посреди разгромленной гостиной, вся в синяках, и смотрела прямо на него. Но не с ненавистью или страхом. Ее взгляд был… пустым. Как будто она смотрела на стену. Один из молодых сотрудников попытался ее успокоить, спросил: «Вы его видите?», имея в виду мужа. Она посмотрела на него своими огромными, синими глазами и совершенно спокойно, почти удивленно ответила: «Кого? Здесь же никого нет».
Марк остановился. «Здесь же никого нет». Фраза повисла в больничном воздухе, обрастая леденящими душу подробностями.
– Она ослепла? От удара по голове?
– Вот самое интересное, – Петрова остановилась перед дверью с номером 507. Рядом дежурила медсестра. – Нет. Неврологи, офтальмологи – все в один голос твердят: физически зрение у нее стопроцентное. Рефлексы в норме, сетчатка, зрительный нерв – все идеально. Она может читать, видеть нас, медсестер, эту дверь. Но когда в поле ее зрения попадает ее муж… ее мозг просто отказывается его регистрировать. Он для нее – пустое место. Буквально.
Марк почувствовал, как по спине пробежали мурашки. Он сталкивался с истерической слепотой, с психогенными нарушениями зрения. Но чтобы такой гиперспецифичный, точно нацеленный симптом… Это было что-то из ряда вон. Психика, доведенная до крайности, возвела не просто стену, а снайперский барьер, который вычеркивал из реальности единственного, самого страшного человека.
