Я съежилась в кресле, поджав озябшие ноги. В камине потрескивал
огонь, но я все никак не могла согреться, трясясь от озноба, и в
тишине кабинета мои зубы стучали особенно громко. Кто бы мог
подумать, что моя брачная ночь закончится так?
Я заставила себя отвести взгляд от капель крови на подоле белой
сорочки и посмотрела на открытую бутылку на низком столике.
Потянувшись, взяла ее и, понюхав, сделала большой глоток.
— Соберись, — приказала себе вслух.
Хотелось выть и метаться по комнате, но какая-то потаенная часть
меня испытывала злобное удовлетворение. Мой муж умер, не дойдя пары
шагов до брачного ложа, и я вовсе не собиралась горевать.
Эти мгновения навеки отпечатались в моей памяти. Гевин Доксвелл,
тучный мужчина пятидесяти девяти лет от роду, шел ко мне, ухмыляясь
и возясь с массивной пряжкой ремня. В седой бороде застряли крошки,
а кончики усов слиплись от вина. Потом он остановился, стянул штаны
до колен и горделиво уставился на меня, свою жену.
Может, это я виной тому, что было дальше? Потому что тогда я
отчаянно взмолилась избавить меня и от ненавистного мужа, и от
брака, и от всего, что это значило.
— Давай, жена, — произнес Гевин. — Иди сюда и… хррр… хррр…
На миг я понадеялась, что он уснул стоя, как мул, но поросячьи
глазки Гевина наоборот выпучились, едва не выскакивая из орбит. Его
щеки побагровели, он схватился за грудь, кашлянул кровью, забрызгав
подол моего пеньюара, и упал на кровать лицом вниз.
Я облизнула губы, терпкие от вина, что оказалось в бутылке.
Итак, я вдова?
Быть может, кого-то это слово пугало, меня же наполняло
радостью. Оно означало свободу — от мужа, от дяди, от всех тех
мужчин, которые желали распоряжаться моей жизнью.
Однако было одно «но», которое озвучил помощник Гевина,
прибежавший на мои вопли. Он спросил, был ли консумирован брак.
Я перестала дрожать и, намотав на палец волосы, задумчиво
покусала кончик прядки — дурацкая привычка, из-за которой у лица
вечно пушились короткие завитки.
Слуга вызвал доктора, тот констатировал смерть. Следом явился
старший сын моего покойного мужа и, уточнив, правда ли тот
скончался, задал аналогичный вопрос.
Дядя не особенно заботился о моем образовании, но я находила в
книгах спасение и перечитала всю домашнюю библиотеку. И теперь я
понимала, что по законам Карафиса мой брак не считается
действительным. Значит, я не вдова? Перед свадебной церемонией
целители проверили мою невинность, и та до сих пор при мне. Теперь
меня осмотрят еще раз и вернут дяде, как товар, который не успели
использовать. А дядя снова продаст меня какому-нибудь богатому
старику. Во второй раз, наверное, подешевле.
Стрельчатое окно скрипнуло, и я вжалась в кресло теснее. Из
темноты появилась рука, осторожно открыла окно шире и переставила в
сторону цветочный горшок, следом в щель протиснулась голова,
широкие плечи, спина, и наконец целый мужчина бесшумно как кот
скатился на пол и огляделся.
— Доброй ночи, господин вор, — сказала я, и мужчина подпрыгнул
на месте от неожиданности.
— Тьфу ты, напугала, — пробормотал он, выпрямляясь. — Чего тут
сидишь?
— А вы… чего…
Мы пристально рассматривали друг друга, и я запахнула халат
плотнее. Вор оказался молодым, со спутанной копной темных волос,
правильными чертами лица и светлыми даже в полумраке глазами,
которые как будто слегка сияли, отражая огонь.
— Вы ищете что-то конкретное? — спросила я. — Быть может, я могу
вам помочь?
— Ты не собираешься кричать? — уточнил он.
Я помотала головой.
— Впрочем, все равно никто не услышит, — нарочито беспечно
сказал вор, не сводя с меня глаз. — Твой господин сейчас слишком
занят молодой женой, а остальные слуги пользуются моментом и
доедают угощение с праздничного стола. Тебе бы тоже не
помешало.
