В плену врага

Айлы

— Во истину, как пламя, — говорит наместник Хана, запуская грязную пятерню в мои волосы. Сжимает кулак и больно оттягивает у самых корней.

Дергаюсь, но вырваться не удастся — два сильных воина крепко держат за хрупкие запястья.

Словно я смогла бы высвободиться, держи они меня одной рукой.

Словно я смогла бы убежать, когда у них в заложниках все наше племя.

Да как он смеет! С силой стискиваю челюсти, чтобы не плюнуть в его наглую рожу.

Нельзя, Айлы. Будь умницей, Айлы. Эти люди очень доходчиво объяснили, что будет, если я продолжу сопротивляться, не подчинюсь им добровольно. Не хочу больше смертей. Не хочу снова видеть, как калечат моих близких, проливают родную кровь. Я выстою. Всё вытерплю ради своего рода.

Всё будет хорошо. Он пообещал, что никто из его людей меня не тронет, если буду вести себя тихо. Все хорошо…

Но, творец миров, как же стыдно! Вот так, простоволосой стоять мне перед чужими мужчинами. Позор!

Я всю жизнь прятала свою буйную копну под головными уборами, ведь бабушка Саасхан, шаманка нашего племени, назвала их дурным знаком.

“Огнем этим накличешь беду” — пророчила она. Так и случилось.

В тот злополучный день, когда послы Хана пришли за данью, во время скачек с головы моей слетела шапка и, не удалось мне скрыть от их глаз пристальных этот огонь, полыхнувший яркой полосой на порывистом ветру.

Что это, если не проклятье?

Айлы

Опускаю глаза под ноги. Не могу больше вынести на себе этот змеиный взгляд. Он как
прикосновение, у меня от него мурашки бегут по всему телу.
— Так что великому наместнику нужно от скромной дочери старосты маленького,
мирного селения? — тихо спрашиваю, из последних сил изображая учтивость.
— Я хочу, чтобы ты стала даром. — Он проводит загрубевшими костяшками пальцев
по моей щеке, а после впивается железной хваткой в подбородок. Заставляет голову
высоко поднять. — Очень ценным даром для младшего Хана. Его постельной
игрушкой. А так же ушами, глазами и руками среднего Хана в стане врага.
Цепенею от ужаса, грудь словно в тисках стальных держат, глоток воздуха душит.
Быть такого не может! Ошибка, не иначе!
Ашира Хан и я? Бред!
Этот человек не щадит ни своих, ни чужих. Надменный, властный, жестокий.
Его амбиции достигают небес, он собрал огромное войско и готовится к войне со
своим сводным братом, Урус-ханом. Потому Урус и отправляет ему пачками
наложниц, желая нащупать слабость брата нерадивого.

Стать марионеткой, игрушкой, пешкой двух волков…
— Простите, достопочтенный. Но вы ошиблись, — как не стараюсь унять дрожь в
голосе, всё равно выдаёт меня. — Я не подхожу для этой роли. Во мне нет ничего
привлекательного… для мужчины. — намекаю на свою костлявую, лишенную
положенных женщине округлостей, фигуру.
Липким похабным взглядом окидывает мое тело. Усмехается злорадно, отступая на
шаг.
— Видишь ли, по слухам… у его любимой матушки были волосы как раз такого, яркорыжего цвета, как и у тебя.

Айлы

Тугие веревки опутывают кисти моих рук, до самых кончиков пальцев. Я без устали тяну их вниз, чтобы ослабить узел, но ничего не добиваюсь. Колючие волокна больно впиваются в кожу, оставляя на запястьях кровавые следы. Взвыть хочется от боли и бессилия. С каждым пройденным мгновением путы становятся невыносимее, жилы будто иссыхают, сил не остаётся выворачивать трясущиеся кисти.

Идущая рядом со мной молоденькая уйгурка жалобно всхлипывает. Чуть поодаль, вторая, совсем юная девица, плачет навзрыд, вжимая голову в худенькие плечи. Третья, что держится перед нами, женщина с аппетитными формами и завораживающими чёрными глазами, непрерывно читает молитву на неизвестном мне языке.