Глубина 700 метров. Темнота была абсолютной, лишь холодный, голубоватый свет приборов озарял центральный пост атомного подводного крейсера К-323 «Морской Змей». Экипаж, как всегда, был на высоте – слаженно, без единого лишнего движения, каждый знал свою задачу. Они были элитой, отточенные до предела, а их «Змей» – пик инженерной мысли, стальная крепость, способная на бесшумные охоты в самых враждебных водах.
Капитан первого ранга Семенов, человек с лицом, высеченным из гранита морских невзгод, скользнул взглядом по экранам.
«Глубоководные учения, район 7-Б», – мысленно повторил он. «Мёртвая зона». Так моряки окрестили этот участок океана – аномально низкая соленость, странные температурные градиенты, которые делали акустический ландшафт непредсказуемым. Идеальное место для отработки скрытного маневрирования. Здесь не ждали врага, здесь учились быть призраками.
«Лейтенант Кожухов, что у нас по акустике?» – голос Семенова был ровным, но в нем всегда чувствовался вес.
Молодой лейтенант-гидроакустик Кожухов, склонившись над пультом, нахмурился.
«Ничего необычного, товарищ капитан. Тишина. Фон… странный. Какой-то… неорганизованный шум, как будто трение песка, но глубже, на границе слышимости».
«Песка на семистах метрах нет, Кожухов», – усмехнулся старпом, капитан второго ранга Громов. – «Привыкай к сюрпризам мёртвой зоны».
Следующие несколько часов прошли в штатном режиме. «Морской Змей» скользил в безмолвии, словно гигантский хищник, не оставляющий следов. Затем началась аномалия.
«Капитан, странный импульс!» – голос Кожухова прозвучал резко. – «Сенсоры на носовом обтекателе. Короткий, мощный… ЭМ-импульс. Оборудование сбито на долю секунды».
На главном экране появились помехи, рябь, словно старый телевизор терял сигнал. Индикаторы навигации мигнули красным.
«Источник?» – требовательно спросил Семенов.
«Невозможно определить. Он был… повсюду сразу. Как волна, что накрыла нас со всех сторон».
В следующую минуту раздался оглушительный скрежет, прошедший сквозь стальную обшивку, от которого зубы заныли. На секунду погасли основные светильники, погрузив отсек в полумрак аварийного освещения. Затем свет вернулся, но дрожал, словно лампы были на грани разрыва.
«Что это было, черт возьми?!» – Громов выпрямился.
«Внешние датчики давления показывают мгновенный скачок, затем нормализацию», – доложил Зайцев, инженер-механик, его обычно невозмутимое лицо было напряжено. – «Но… повреждений нет. Корпус цел».
«Кожухов, дай полный спектр по всему периметру!»
«Не могу, капитан! Все внешние гидроакустические антенны… мертвы! Полностью выведены из строя!» – в голосе Кожухова слышалась паника.
Это было невозможно. Системы «Морского Змея» были дублированы, троированы. Полностью потерять гидроакустику – такого не бывало.
Семенов почувствовал, как по спине пробежал холодок. Неполадка? Нет. Это была атака. Но кем?
«Боевая тревога! Проверить внешние системы! Старпом, поднять перископ, дать визуальный контакт!»
«Мы на семистах метрах, капитан», – напомнил Громов, но уже отдавал команды. Глубоководные перископы могли работать на этой глубине, но их обзор был ограничен.
Когда перископ поднялся, изображение на экране было расплывчатым, будто сквозь мутную воду. Вспышка света пронзила темноту, и на мгновение они увидели это.
Это было нечто огромное. Не субмарина. Не животное.
Массивная, черная, неправильной формы масса, словно сгусток ночи. Но в этой массе были… очертания. Металлические пластины, сливающиеся с чем-то органическим, пульсирующим. Короткие, резкие, угловатые отростки, напоминающие обломки металла, кабелей, но они двигались, извивались, словно живые. А потом она исчезла, поглощенная темнотой.
