Пролог. 21 декабря 1972 года
Он разыскивал Валентина весь день, но тот ускользал, как будто не желал разговаривать, предчувствовал, что последствия беседы изменят более-менее устоявшуюся жизнь. Они разминулись в спортзале — напарник ушел чуть раньше, Александр только тренера по боксу застал, хотя по расписанию физразминка должна была длиться еще полчаса. В столовой, где царила атмосфера грядущего Нового года, Валентин тоже не появился. На КПП сказали, что в город он не выходил, и Александр методично прочесал заснеженный парк, добравшись до огороженного дольмена — «а вдруг исследователи пространственно-акустического коридора привлекли Валентина к очередному эксперименту?» — и проверил все кабинеты, где мог проводиться внеплановый инструктаж. Он трижды стучал в дверь Валькиной квартиры в жилом корпусе, и пробежался по стадиону, заглянув в уголки под трибунами. На всякий случай — а вдруг напарник где-нибудь присел и задремал?
Территория НИИ военно-политического прогнозирования и изучения хронологических процессов была огромной. Здесь соседствовали корпуса аналитиков, физиков и прогнозистов, располагался архив материалов по пространственно-временным перемещениям. Жилые здания, столовая, стадион, два дольмена — один реконструируемый, а второй отлично сохранившийся — помещения для вспомогательного персонала и владения полковника Буравчика, где потребляла электроэнергию то ли работающая, то ли неправильно работающая машина времени. Найти того, кто хочет спрятаться — или закрутил роман с какой-нибудь девицей из персонала и скрывается от бдительного начальственного взора — было практически невозможно. Александру повезло вечером, около шести, когда на город и НИИ опустилась ранняя зимняя темнота и поиски на открытом пространстве потеряли смысл.
Он столкнулся с Валентином в галерее между административными корпусами, возле новогодней елочки, украшенной шарами и «дождиком». Напарник шел быстро и целеустремленно, обернулся на окрик, а на предложение поговорить, буркнул:
— Потом. Меня Буравчик срочно вызвал.
— Что ему надо? — заинтересовался Александр.
— Не знаю. Сказал, что у него для меня важное известие.
— Только для тебя?
— Да.
Это было странно — по служебной надобности всегда оповещали их обоих. Все эксперименты проводились в дневное время. Решили начать подготовку к перемещению по индивидуальной программе?
Александр пошел рядом с Валентином, подстроившись под шаг. Их отражения мелькали в огромных окнах слева и отполированных мраморных колоннах справа. Валентин искоса глянул на него, спросил:
— А тебе что надо? В двух словах.
Момент был неподходящим, но Александр решил, что откладывать объявление намерений нельзя — промолчи сейчас и Валентин потом сочтет это признаком неискренности. Зная, что здания института нашпигованы подслушивающими устройствами, Александр на всякой случай перешел на испанский — авось пропустят мимо ушей фразы на чужом языке — и сообщил:
— Я хочу жениться на твоей сестре. Я еще не сделал ей предложение, но вчера, когда мы сидели в кафе после кино, она благосклонно выслушала мои намеки. Я прошу у тебя ее руки, прежде чем официально посвататься.
— Нихт.
— Почему? — удивился Александр, сменив язык на английский.
Валентин остановился перед лестницей на второй этаж, ответил по-немецки:
— Ей нужна спокойная жизнь. Нормальный муж. Мы не принадлежим себе. Завтра нас отправят в машину времени, в дольмен или в командировку. Велик шанс не вернуться. Любой из нас может сойти с ума. Зачем Вилке такой муж?
— Я ей нравлюсь, — вернувшись к испанскому, ответил Александр. — А если убьют… будет пенсию получать. Хорошее подспорье. С ума сойду или паралич разобьет — в казенной больнице запрут. Ухаживать за лежачим не придется.
