Олег оказался на выставке почти случайно. Лёша, друг из общаги, каким-то чудом выиграл два билета на закрытый просмотр – то ли за лайк, то ли за репост, – и щедро отдал один ему: «Слушай, ты же любишь там свои смыслы в книжках искать, вдруг и в картинах что-то найдёшь». Олег тогда хмыкнул, но билет всё же взял. Было как-то глупо отказываться, да и выставка называлась красиво – «Образы света». Звучало не хуже, чем посидеть в комнате и тупить в потолок.
Теперь он стоял в зале, где мягкий свет ламп стелился по паркету, и смотрел на картину, которую почему-то повесили почти в центре экспозиции. «Утро в сосновом лесу», те самые медведи. Маленький медвежонок на поваленном дереве, ещё один где-то в кустах. И два взрослых – будто что-то почуяли.
– Ну и зачем это? – пробормотал он вслух, сам себе.
– Ты серьёзно? – рядом, будто из воздуха, возник голос. Девушка, лет восемнадцати, с волосами, неуложенными, как будто сама жизнь утром не успела причесаться. Шарф, который держался на шее только за счёт упрямства, и пальто, которое ей чуть велико.
– А что? – отозвался он. – Это же… просто медведи.
– Просто? – она вскинула брови. – Это картина детства. Её в каждой школе вешали. Она как хлеб с маслом – простая, но без неё что-то не то.
– Ну, тогда это не искусство. Это ностальгия.
– А разве ностальгия – не самая честная форма искусства? – она смотрела на него внимательно, изучающе.
Он пожал плечами.
– Я просто не понимаю, зачем медведи. Это выглядит как открытка. Красивая, да. Но не более.
– Ты не в тех медведей смотришь, – усмехнулась она. – Вон, тот слева. Он стоит, как будто нас заметил. И думает – кто мы? Что мы тут делаем? Как будто художник – это не тот, кто рисует, а тот, кто заглядывает.
– А может, он просто ищет, какой куст удобрить. – Олег не удержался.
Она рассмеялась. Не слишком звонко, но искренне.
– Возможно, и так, – кивнула. – У природы свои смыслы.
Пауза. Они оба стояли перед картиной, но девушка чуть ближе.
– Я Надя, – сказала она.
– Олег.
– Ты здесь один?
– Вроде того. А ты?
– Тоже. Я думала, будет скучно. А тут – споры про медведей, классика.
– Можем поспорить ещё. Тут вон, кажется, есть зал с абстракцией. Там вообще простор для идиотских версий.
– Вперёд. Ты будешь говорить глупости, а я буду их философски оправдывать.
– Договорились.
И они пошли во второй зал, он оказался с холодным светом и пустыми белыми стенами. На одной из них – нечто цветное, размытое, будто художник мазал кистью по сердечному приступу.
– Это явно душевная боль, – начал Олег. – Или последствия борща.
– Нет, – Надя сложила руки за спиной. – Это мама, уходящая из дома. Видишь – эта линия, будто тень? Она как осадок. Осталась.
– У тебя всё очень серьёзно.
– А у тебя – очень смешно. Вместе – почти правда.
Они прошли чуть дальше.
– Это что, ковер?
– Это… инсталляция, – Надя прищурилась на серое нечто, лежащее на полу. Оно и правда напоминало ковёр, забытый в дождливом дворе, но в подписи значилось: «Тканевая композиция, вызов традиционному взгляду на пространство. 2022 год. Мураками Кэнтаро».
– Ну, мне тоже как бы вызов, – пробормотал Олег. – Вызов моему терпению.
Надя прыснула.
– Так. Мы сюда пришли просвещаться, а не страдать. Давай серьёзно. Что ты в этом видишь?
– Я вижу: был дождь. И кто-то его переждал под этим ковром.
– Глубоко. По десятибалльной шкале – семь с половиной баллов философии, три балла сырости.
Они шли дальше по залу, где выставка современного искусства соседствовала с классикой. Белые стены, прохладный воздух и слабый запах лака и дерева. Где-то капала вода – будто кто-то решил добавить «погружения» в атмосферу. Каждый шаг отдавался лёгким скрипом по деревянному полу.
