Во рту, заглушая жжение в горле,
полыхнул обжигающей мятой Холс. Отбрасывая обёртку и чек из аптеки
в урну, открыла дверь в подъезд, опять проклиная этот адски
неудачный день.
Проспала, промокла под дождём,
покуковала в двух сломавшихся на рейсе маршрутках. В бухгалтерии
уронила горшок с кактусом и схлопотала от девушек недавно
впечатлившее их китайское проклятие «что б тебе жить в интересное
время». Порвала любимые джинсы (хорошо, что в незаметном месте),
промаялась с головной болью и першением в горле, порвала бисерную
фенечку, подаренную ещё в школе, обнаружила у себя температуру,
была отправлена домой, теперь любимую секцию пропускала. И телефон
на работе забыла. Ну что за день, а?
Цепляясь за перила, с трудом
поднимала ноги. Родной второй этаж вдруг оказался как-то слишком
высоко, а рюкзачок за спиной – неожиданно тяжёлым. Ступень за
ступенью преодолела скрипящую песком под кроссовками лестницу.
Ослабшие руки отказывались снимать рюкзак, искать в нём ключи.
Я привалилась лбом к мягкой обивке
новой двери и люто жалела, что Павлик сегодня на подработке: вот бы
завалиться в кровать, и чтобы он чай горячий с лимоном приготовил,
и градусник дал, и одеялком укутал.
Лимона, правда, нет, и телефона
тоже, чтобы позвонить и попросить купить по дороге. Наконец
нащупала среди спортивной одежды и кроссовок клыкастую черепушку
брелка и вытянула связку из трёх ключей. В новый замок ключ вошёл
не в пример мягче, чем в старый, и провернулся бесшумно. Дверь тоже
открылась бесшумно, и на меня плеснулся частый скрип койки и
недвусмысленные охи.
Сердце ухнуло куда-то в
неизвестность, руки повисли, и рюкзак тихо плюхнулся вниз. Горло
будто перехватило невидимой сильной рукой. Вдохнуть не получалось,
точно в полусне я шагнула вперёд.
Стоны стегали плетьми, я шла сквозь
светлую прихожую, вздрагивая в такт им и скрипу кровати.
«Нет, только не это. – Меня будто
замораживали изнутри. – Может, он кому-нибудь ключи дал,
попользоваться разрешил…»
Но здравая часть разума упорно
отмела эту надежду: брезгливый Павлик никому не позволит
воспользоваться нашей кроватью для такого. В прихожей стояли его
туфли. И светлые босоножки на шпильках.
Сквозь рифлёное стекло двери в
спальню проглядывала светлая, скачущая фигурка.
Протянула руку. Сердце ёкнуло,
предупреждая, что если открою дверь – пути обратно не будет. В
груди разливалась боль. Я с силой распахнула створку.
Воздух из груди вышибло, точно
ударом: верхом на Павлике скакала Светка, потряхивая силиконовыми
сиськами, на увеличение которых я одалживала деньги. Моё лицо свело
судорогой. Увидев меня, Светка ойкнула и хитро, с надеждой глянула
на округлившего глаза Павлика.
А я не знала, что сказать.
Моргнула. Скрестила трясущиеся руки
на груди.
– А ты почему не в секции? – сипло
спросил Павлик.
– А ты почему не на подработке? –
тихо спросила я.
Наконец Светка отклеилась от него и,
обернувшись покрывалом, двинулась на меня, но я стояла в дверях, и
она благоразумно сохранила дистанцию. Впрочем, мне было так
холодно, что я ничего не могла бы ей сделать.
Так мы и застыли. Самое плохое –
Павлик не прятал взгляд и не выглядел виноватым. Скорее даже
злился. Ну конечно, я помешала развлечению.
Мы продолжали чего-то ждать. Нервно
заправив за ухо осветлённую прядь, Светка опустила густо
накрашенные ресницы:
– Саш, пропусти, пожалуйста.
Механически отступила в сторону.
Светка подхватила игривое бежевое платьице, набитую косметикой
сумочку и кошачьей походкой от бедра двинулась на выход, оставив в
постели кружевные трусики и бюстгальтер.
А Павлик смотрел ей вслед жадным,
восхищённым взглядом.
Высокая и гибкая, как пантера, она
прошла мимо, обдав меня ароматом духов и запахом моего мужа, и с
потрясающей наглостью свернула в ванную комнату. В приоткрытую
дверь было видно, как она поправляет светлые, идеально уложенные
даже сейчас волосы, оглаживает четвёртого размера груди с торчащими
сосками.
