Запах крови плыл над лестницей.
Джонни взлетел по ступенькам, раздувая ноздри. Клыки выступили за
губы, горло высохло, как старый колодец. Запах был соленым,
горячим, полным страха. Свежая кровь — это не сгустившееся пойло в
медицинских пакетах, отдающее пластмассой, и это значит, что альфа
сорвался. Наконец-то.
Джонни вошел без стука, замер у
двери.
Синеватые прожилки бежали по светлому
мраморному полу, сплетаясь в узлы вен, густея у подножия одинокого
кресла, которое казалось крохотным в пустом овальном зале.
Изогнутые резные ножки грелись в темной шкуре. На стене напротив
висела картина с водяными лилиями, сияющими в темноте, словно
звезды. Больше ничего. Альфа признавал только те вещи, которые
считал совершенными. За спинкой кресла застыла блондинка —
идеальная красота.
Джонни направился к тонкой фигуре у
панорамного окна — черному силуэту на фоне ночного неба. Альфа
повернулся, серебристые глаза сверкнули, и Джонни едва сумел
сдержать порыв и не упасть на колени перед создателем.
— Микаэль, — он сдержано
поклонился.
— Я не звал тебя, — ответил альфа,
снова отворачиваясь к окну.
— Прости, Микаэль, я почувствовал
запах.
— Да.
— Ты взял эту кровь насильно.
Альфа промолчал, спрятал руки в
карманы. Джонни подошел ближе, стал рядом, но чуть позади. Ночной
город раскинулся внизу лоскутным одеялом: людской центральный округ
расчерчен улицами ровно, как по линейке, сверкают огни, вывески
суматошно моргают — люди боятся темноты, страх заставляет
отгораживаться светом от того, что таится во мраке. Звериное
кольцо, опоясывающее центр, темнее: редкие билборды да россыпь
окон, где маются бессонницей.
— Ты убил человечку, альфа, — обличил
его Джонни. Это была девушка, несомненно, в запахе таилась сладость
и желание, наверняка ей самой хотелось стать жертвой, они всегда
этого хотят.
— Думаешь?
— Я хочу услышать это от тебя. Я хочу
услышать приказ, узнать, что это только начало, что мы установим
власть над городом!
Микаэль поднял руку, и Джонни
умолк.
— Я иногда забываю, как ты молод, —
полные бледные губы изогнулись в кривой усмешке. — Люди слабы, но
их много. Я не стану развязывать новую охоту на ведьм. На меня
охотились несколько веков, поверь, в этом нет ничего интересного.
Мы живем спокойно, люди сами сдают кровь в центрах переливания или
даже добровольно подставляют шеи. Почему ты никак не можешь понять,
что сейчас золотое время для нас, вампиров?
— Потому что это не так! — возразил
Джонни. — Мы берем жалкие капли, а можем взять все!
— Упоение властью дарит ощущение
жизни, — Микаэль потрепал Джонни по плечу, и тот задрожал от ласки,
как щенок. — Только ты забыл, что по сути мы мертвы. С каждым
годом, что я ношу в груди остановившееся сердце, бессмысленной
суеты все больше. Иногда я думаю — зачем я продолжаю существовать?
Все потребности исчезают, мне не нужен комфорт, признание, или,
упаси тьма, эмоциональная близость. Я не хочу славы, мне не
интересна борьба и власть. Знаешь, что осталось?
— Голод? — спросил Джонни.
— Он слабеет с годами, мой мальчик.
Его можно контролировать. И это точно не то, ради чего стоит длить
бытие. Красота. Эстетика — вот то, что держит меня здесь. Этот мир
очень красив. И та девушка, она была восхитительна, красива тонкой
красотой, которая не бросается в глаза, но на которую хочется
смотреть снова и снова. В ней был свет, словно в этих цветах, —
Микаэль повернулся к картине.
— И поэтому ты убил ее? — спросил
Джонни. — Скажи, где тело, я все уберу. Нам не нужны проблемы.
— Но люди так хрупки и недолговечны,
— продолжил Микаэль, снова отвернувшись к окну. — Я вдруг захотел
это исправить.
— Смерть была ей к лицу?
— О нет, я не убил ее, не совсем —
инициировал. Она станет вампиром.
