Вера
– Ну, давай уж, Георгий Борисович,
не томи. Что там? – поторопила я своего лечащего врача, бросив
очередной любопытный взгляд в окно, за которым, похоже, пока я
прозябала в больничных кабинетах, наконец, случилась весна.
– Если честно, это я бы предпочел
обсудить в присутствии твоего мужа.
– А! – отмахнулась я. – Его сегодня
не будет. Какое-то важное совещание в конторе.
Порыв ветра раздул вертикальные
планки жалюзи. Те плавно выгнулись, нарезав проникающий в окно свет
на причудливой формы ломти, и лениво качнулись обратно.
– А что, все настолько плохо, что
без Шведова не обойтись?
Я широко улыбнулась, но Бутенко моим
хорошим настроением не проникся. Хмуро растер пальцами переносицу и
как-то устало прикрыл глаза.
– Нет, Вер, не плохо. Все, как я и
предполагал.
– Вот как? Значит, это… это уже
точно?
– Да. Никаких сомнений.
Я зажмурилась, наслаждаясь мягким
прикосновением ветра к лицу. Углубила дыхание, жадно впитывая
проникающие в окно ароматы: соль океана, мед цветущих садов, горечь
разморенного на солнце можжевельника. Моя тридцать первая весна
пахла невероятно ярко, как, пожалуй, еще ни одна весна до
этой...
Я приложила руку к низу живота. Ух
ты! Ну, привет-привет. Ты там растешь, да?
В диалог с самой собой проник скрип
открывающейся двери. Образовавшийся сквозняк с еще большей силой
рванул от окна несчастные жалюзи. Те отозвались жалобным
предостерегающим хрустом.
– Привет. Успел? – спросил мой муж,
влетая в кабинет. Его неподъемно тяжелый взгляд прочертил черту от
Бутенко ко мне и задержался. Интересно, он всегда так на меня
смотрел? Как будто я настолько ему принадлежу, что даже изменения в
биохимии моего организма невозможны без его на то позволения?
– Так точно, Сем. К самому главному.
Я как раз говорил Вере о том, что…
Отгородившись от настоящего, я
прикрыла глаза, возвращаясь в день нашего с мужем знакомства. Это
случилось одиннадцать лет назад. Целых одиннадцать лет, боже… Когда
они проскочили?
– На, Стужина. Не реви, – рявкнула
моя одногруппница, вкладывая мне в руку раздобытую в столовке
салфетку: – Не ты первая – не ты последняя.
Я сидела, забившись в безопасный
угол под лестницей между первым и цокольным этажами, и в самом деле
ревела белугой.
– Что значит, не первая? – шмыгнула
носом.
– А то! Про этого старого козла
нехорошие слухи ходят.
– Типа, он всем предлагает переспать
под риском отчисления?
– Да не ори ты! – округлила глаза
Майка.
– Чего это? Пусть все знают! Я еще и
в деканат пойду…
– Ага. И что скажешь?
– То и скажу. Что пристал! Что
зажал, когда все ушли, прям у кафедры.
– Ну а Бутанов скажет, что такого не
было. И что ты специально дождалась, когда вы останетесь одни,
чтобы опорочить его доброе имя. Твое слово против его. Как думаешь,
кому поверят?
– Зачем бы я стала его порочить? –
всхлипнула я, с остервенением оттирая щеки шершавой, как наждачка,
салфеткой. Нос к тому моменту распух, глаза покраснели, а кудрявые
волосы завились из-за дикой влажности в тугие спирали и как антенны
взвились над головой. Одним словом – ужас. И тем непонятнее, почему
именно ко мне Бутанов воспылал страстью. Были в нашей группе
девочки и покрасивее.
– Чтоб отомстить ему за
принципиальность.
– Какую еще принципиальность, Май? –
я громко высморкалась.
– Ты у него какой раз пересдаешь
промку?
– Третий!
– Вот! А значит, что? Тебя вот-вот
внесут в списки на отчисление.
– Не напоминай.
– Как мне кажется, это достойный
повод для мести.
– Да не мщу я! Он ко мне полез. Стал
сдирать джинсы… Если бы я не двинула ему по харе книгой…
– Господи, ты еще его и ударила?
– А что мне было делать? Может, там
под него и лечь?!
Меня трясло. Я плотней запахнула
полы на курточке и обняла себя, подтянув коленки к груди. Может,
все дело в ней?! Если что меня и выделяло среди других девочек –
так это именно грудь. «Вот это буфера!» – этот комментарий в свой
адрес я слышала бесчисленное множество раз.
