Утро в Калифорнии всегда начиналось с обещания. Обещания легкого бриза с Тихого океана, щедрого солнечного света, рассыпающегося золотом по ухоженным газонам и лазурным бассейнам. Для Хельмута Йозенфилда, человека, чья жизнь текла размеренно, как прилив, это было незыблемым правилом. Он пил свой утренний кофе, глядя на безмятежное небо над Пасаденой, наслаждаясь тем, что каждый день предсказуем, понятен, и, что самое главное, принадлежит ему.
Но в последнее время это обещание начало тускнеть, словно старая фотография, выцветающая на солнце. Сначала это были лишь редкие, мимолетные наблюдения. То, что казалось необычно яркой звездой, которая двигалась слишком быстро. Или странным бликом, преломляющимся на непривычной высоте. Хельмут, будучи человеком прагматичным, списывал это на атмосферные явления, на новые спутниковые технологии, о которых так много говорили в новостях. Он даже посмеивался над любителями теорий заговора, которые в интернете уже вовсю обсуждали “неопознанные летающие объекты”.
Однако, по мере того, как дни складывались в недели, эти “объекты” становились всё более наглыми, всё более многочисленными. Небо над Лос-Анджелесом, прежде открытое и безграничное, начало заполняться. Они не были похожи на привычные самолеты, чьи силуэты были знакомы до боли. Эти были разнообразны: одни напоминали гладкие, серебристые диски, другие – вытянутые, темные призмы, третьи – аморфные, пульсирующие формы, словно вырезанные из самого космоса. Они парили бесшумно, неподвижно, или двигались с грацией, недоступной земной технике, оставляя после себя лишь легкое, едва заметное мерцание.
Хельмут ехал на работу, в свой маленький офис, где он занимался переводами старинных рукописей – занятие, которое казалось столь же далеким от реальности, как и эти новые обитатели неба. Он поднял голову, и сердце его сжалось. Над магистралью, там, где раньше виднелось лишь синее полотно, висел исполинский объект, похожий на гигантский, черный кристалл, отбрасывающий причудливые тени на дорожное полотно. Вокруг него, как мелкие мошки вокруг маяка, кружили десятки более мелких объектов. Машины вокруг него замедлили ход, водители, как и Хельмут, завороженно смотрели вверх.
На радио зазвучали взволнованные голоса. В новостях показывали кадры, снятые дронами, – всё более тревожные, всё более масштабные. Военные базы были приведены в полную боевую готовность, но никаких агрессивных действий предпринято не было. Логика была проста и ужасна: любая попытка атаковать эти объекты, столь превосходящие земные технологии, была бы самоубийством. Эти существа, которые смогли достичь Земли, были непостижимо сильнее.
Хельмут чувствовал, как привычная твердь под ногами начинает уходить из-под него. Это было не просто вторжение, это было как осознание того, что твой дом, твоя планета, вдруг оказалась на грани чего-то неизбежного, чего-то, что вот-вот изменит всё. Небо, когда-то символ свободы и безграничных возможностей, теперь стало олицетворением неизвестности и нарастающей угрозы. И это было лишь начало.
Тишина, воцарившаяся после первоначального шока, оказалась обманчивой. Она была прелюдией к буре, которая обрушилась на мир не громом и молнией, а гораздо более коварно – через привычные, успокаивающие экраны.
В один обычный, ничем не примечательный день, когда Хельмут, как обычно, сидел за своим рабочим столом, погруженный в средневековые латыни, всё изменилось. Экран его компьютера, обычно отображавший древние тексты, вдруг замерцал, а затем на нем появилось изображение. Это было не просто изображение, а существо. Оно было чуждое, но в то же время завораживающее. Его форма ускользала от определения, словно оно было соткано из света и тени, постоянно меняя свои очертания. Глаза, если их можно было так назвать, излучали холодный, безмерный интеллект.
