Убежище и Шепот
Черный пол под босыми ногами был прохладным и гладким, как отполированное ночное озеро. Белла стояла неподвижно, ощущая эту знакомую твердость и холодок, поднимающийся по щиколоткам. Ее светлая кожа казалась почти призрачной в мягком, рассеянном свете комнаты, а серые глаза, обычно глубокие и изменчивые, как осенний туман над полем, сейчас были притушены усталой грустью. Яркое оранжевое платье – словно последний всплеск заката в этом сумраке – было единственным кричащим цветом. Русые волосы, спадали на плечи.
За спиной вздымалась Стена Солнца. Она была не просто красной – она была густой, насыщенной, как спелая вишня или старая кровь. И на этом огненном фоне буйным садом цвели огромные подсолнухи. Но их лепестки не были нарисованы краской. Они были сплетены из слов, выведенных густой, солнечно-желтой краской: "Тишина", "Надежда", "Покой", "Доброта", "Свет". О ни сияли изнутри, словно крошечные лампочки, наполняя пространство вокруг теплым, золотистым мерцанием. "Солнечные слова". Так называла их Белла про себя.
В руках Белла крепко сжимала старый потрепанный альбом в тканевом переплете. На его обложке тоже был вышит скромный подсолнух, но без слов, просто желтыми нитками. Это был ее дневник, ее убежище в убежище.
Она глубоко вздохнула. Воздух в комнате был неподвижным, напоенным тишиной. Сосредоточившись, Белла наклонилась и подняла клочок с надписью "Устала". Бумажка была шершавой на ощупь. Она подошла к Стене, к сияющему слову "Покой". Нежно, почти благоговейно, она прикоснулась темной бумажкой к желтому сиянию.
И случилось знакомое чудо. Бумажка легко завибрировала у нее в пальцах, как живая. Слово "Покой" вспыхнуло ярче, его свет будто обнял темное признание, смягчил его острые края. Волна тепла и невесомости, слабая, но ощутимая, прошла по спине Беллы. Груз на плечах стал чуть легче. Она позволила себе слабый, почти невидимый выдох.
Затем ее серые глаза нашли другой клочок – "Одиночество". Оно лежало чуть поодаль, такое же колючее и холодное, как всегда. Белла подняла его. Сегодня это чувство было особенно острым, гложущим. Она направилась к слову "Доброта", его теплый свет всегда казался самым утешительным
Когда бумажка "Одиночество" оказалась в сантиметре от сияющих желтых букв "Доброта", случилось нечто новое.
Воздух у ног Беллы заколебался. Прямо на идеально черном, гладком полу, будто капля расплавленного золота, вспыхнул крошечный огонек. Он прожил лишь мгновение, но за это мгновение выжег в воздухе четкий, сияющий контур – маленький подсолнух, точь-в-точь как на стене, но без слов. И погас.
Белла вскрикнула, отпрянув назад. Сердце забилось как бешеное, ударяя ребра изнутри. Что это было? Она никогда не видела ничего подобного! Ее взгляд метнулся к альбому, который она сжала так, что костяшки пальцев побелели. И тогда она ощутила – обложка альбома под ее ладонью была не просто теплой. Она была горячей. Почти обжигающе горячей, как будто внутри него тлел настоящий уголек. И она почувствовал… вибрацию. Тонкую, едва уловимую пульсацию, словно у альбома было собственное сердце.
Прежде чем она успела осознать это, огромный подсолнух в центре Стены Солнца – тот, чьи лепестки-слова складывались в "ТАЙНА" – резко моргнул. Его сияние погасло на долю секунды, а когда вспыхнуло вновь, оно было каким-то… тревожным.
И тогда Белла услышала.
Не шелест слов, не воображаемый шорох. Настоящий голос. Тихий, прерывистый, полный неизбывной тоски, словно доносившийся из глубин колодца или из-за толстой стеклянной стены:
"Белла…" – прошелестело, но это был шелест не бумаги, а самого воздуха. "Найди… Ключ…"
Голос замер, будто набрав воздуха. Белла застыла, не дыша, ее серые глаза широко раскрылись от ужаса и непонимания.
