Мария медленно приходила в сознание.
Мир вокруг был размытым пятном – блеклые стены, мутный свет сверху, тягучий запах антисептика. В ушах гудело, будто кто-то крикнул прямо в её голове и теперь звук отражался внутри, не находя выхода.
Что произошло?
Она попыталась вспомнить… хоть что-нибудь. Имя. Лицо. Причину. Всё ускользало.
Только одно ощущение было отчётливым – звуки. Сухой писк медицинских аппаратов. Монотонный, равномерный, как ритм сердца. Значит… она жива.
С усилием Мария пошевелила рукой. Пластиковая трубка капельницы тянулась от вены. Кожа на запястье казалась чужой, побелевшей. Она сжала пальцы. Реальность начала обретать очертания.
Глаза открылись. Потолок. Белый. Потрескавшаяся плитка. Где-то гудел кондиционер. Пульс учащался. Паника поднималась изнутри.
Она резко повернула голову, будто в этом движении скрывался ответ. Комната была пуста – ни лиц, ни голосов. Только капельница, только гудение.
И тут Мария судорожно провела рукой по животу.
Он был… обычный.
Плоский.
– Нет… – прохрипела она.
Страх обрушился, как волна. Жгучий, обжигающий, без остатка.
– Нет! – голос сорвался, превратившись в крик.
Она вскочила, насколько позволяли силы, но мир тут же поплыл. В глазах потемнело, тело обмякло, но она продолжала сражаться.
– Где мой ребёнок?! Где мой муж?!
Ответа не было.
Только писк аппаратов.
Только белый потолок.
***
Мария смотрела в иллюминатор самолёта. За стеклом, тускло подсвеченным огнями рулёжной дорожки, медленно и почти торжественно кружились крупные хлопья снега. Они ложились на крыло самолета, на асфальт, на стеклянные купола терминала, а затем исчезали под мощными струями, что били из форсунок специальных машин. Самолёт обрабатывали противообледенительной жидкостью – густой, жёлтовато-зелёной, с характерным химическим запахом, который даже сквозь герметичность салона пробивался едва уловимым привкусом в воздухе.
Всё это – суета вокруг техники, мигание маячков, движение тягачей, далёкий рокот – казалось Маше каким-то зыбким, не до конца настоящим. Как будто не с ней это происходило. Как будто всё это – сцена из фильма, который она наблюдает изнутри, но участвовать в нём до конца не решается.
В груди смешались эмоции: радость, волнение, тревога, лёгкий страх. Всё это клубилось внутри неё, как тот самый снег – медленно, красиво, непредсказуемо.
Она повернулась к мужу, сидящему рядом, и сжала его руку – крепко, по-настоящему, со всей той силой, что жила в ней сейчас. Он повернулся к ней и улыбнулся – такой знакомой, спокойной, надёжной улыбкой, от которой сжималось сердце.
– Ну вот, Машенька, – тихо сказал он, – наши мечты сбываются. Скоро у нас будет долгожданный ребёнок… А к утру мы прилетим в Бангкок и наконец-то познакомимся с Таиландом.
Она кивнула, тоже улыбаясь. Её губы дрогнули.
– Да, – прошептала она. – Мы об этом так давно мечтали…
Мария опустила взгляд, погладила округлившийся живот – бережно, с трепетом. Где-то там, внутри, жил их маленький человечек. Он был с ними, уже здесь, уже часть этого мира. Она всё ещё не могла до конца поверить, что это действительно происходит. Что это не сон, не временное чудо, которое исчезнет, если моргнуть слишком быстро.
Им с Олегом было почти по сорок. Пятнадцать лет – почти вся их взрослая жизнь – прошли в попытках стать родителями. Бесконечные анализы, клиники, курсы, надежды, слёзы. И каждый раз – разочарование. Стены пустого дома, тесты с одной полоской, отчаяние, которое они прятали друг от друга, чтобы не ранить.
Но вдруг, шесть месяцев назад – свет. Очередное ЭКО, на которое они уже шли без особой веры. И оно сработало.
Жизнь зародилась в ней.
Она вспоминала, как впервые почувствовала радость от того, что наконец-то она станет матерью. Как тогда закрыла глаза, прижав ладони к животу. Как позволила себе заплакать – от счастья, от облегчения, от страха.
