Большой хрустальный шар качнулся и
начал своё величественное движение. Густой дым внутри него
всколыхнулся и ожил, переливаясь всеми оттенками красного. Сестра
Агата скорее почувствовала, чем увидела это. Она обернулась к
центру зала, где находилось Дерево, и обмерла. Нарушая все законы
гравитации, по прозрачной спиральной трубе, оплетённой крепкими
корнями, шар катился вверх, поднимаясь медленно, но неумолимо.
Много сотен лет это Дерево считалось
мёртвым. И эти хрустальные шары, лежавшие у основания прозрачного
куба, в который оно вросло, считались давно угасшими. Их называли
Души Свободной Воли, но никто не верил, что они живы. И это Дерево,
стоявшее по центру огромного Зала Судьбы, почитали просто как
памятник. В обиходе его называли Лимон, или Лимонное дерево, из-за
букв L.M.N.T., выбитых в каменном полу перед ним — в них так удачно
вписывалось английское LeMoN Tree. Но само Дерево было больше
похоже на оливу, только очень старую и давно засохшую.
Неуверенно переставляя ставшие
ватными ноги, юная сестра Агата подошла к кубу. Положив руки на
холодное стекло, она заворожено наблюдала, как движется мерцающий
шар. Он поднялся по лабиринту, и Агата вздрогнула от неожиданности:
на площадке ярко загорелась буква "L". Несомненно, это - начало
больших перемен.
Но шары не могут оживать по одному,
только все разом. Так сказано в древней легенде, связанной с этим
Деревом. И подтверждая это, со своего места сорвался шар,
переливающийся всеми оттенками жёлтого. Буква "M" выпуклая и
блестящая, засияла перед ним, не оставляя больше сомнений -
следующими будут "N" и "T".
«ЭЛЕМЕНТА» — сестра Агата знала
настоящее название этого загадочного симбиоза дерева и хрусталя.
ELEMENTA. И буквы «L», «M.», «N» и «T» засверкали за прочным
стеклом, когда каждый шар занял своё место напротив соответствующей
буквы. Их было всего четыре. Четыре буквы и четыре хрустальных шара
четырёх разных цветов. Они поднялись и торжественно выстроились на
верхнем ярусе, ожидая, когда настанет их день.
Сестра Агата открыла пустой журнал
учёта событий и дрожащей рукой записала: «ELEMENTA. 72-й год 27-го
Великого индиктиона, месяц Листопада, день седьмой».
Время пришло!
Телефон зазвонил не вовремя.
Настолько не вовремя, что более неудачное время сложно было себе
даже и представить.
Его рука, скользкая от мыльного
геля, только опустилась по её влажному животу вниз. В ответ на его
движение девушка застонала, выгнулась, как гимнастка, и уперлась
двумя руками в запотевшее стекло — единственную преграду, что
отделяла её сейчас от бескрайнего сизого моря и облачного неба
такого же странного голубичного оттенка из-за цвета затемнённого
стекла. Ещё несколько минут назад ей было страшно смотреть, как
незначительно с высоты семнадцатой палубы выглядели волны, бегущие
по диагонали к кораблю мелкими барашками, а сейчас она бесстрашно
уперлась в стеклянную стену и дрожала, как натянутая тетива тугого
лука.
Её бронзовая кожа пахла
безмятежностью, степными травами и совсем немного пудровой ванилью
— он чувствовал это даже сквозь удушающе-лавандовый запах геля для
душа. Горячая вода тропическим ливнем лилась на его плечи, и он не
хотел останавливаться. Он видел, как чувственно приоткрылись её
пухлые губы, как мелкие пружинки её длинных тёмных волос липли к
глянцевой спине. Если бы не этот телефон! И, судя по звонкому
голосу рингтона, это был звонок, который нельзя пропустить.
Он заставил себя убрать руки и,
пятясь спиной, сделал два шага к двери. Сквозь сплошную стену
льющейся воды он видел, как она замерла, не зная, чего ожидать. И
только потом, уже через стеклянную дверь ванной, услышал поток
гневной брани. Что это было? Суахили? Проклятия на всех языках мира
звучат одинаково убедительно.
