Глава первая. Пролог в серых тонах
Санкт-Петербург встретил Елизавету Скворцовой осенним дождем и пронизывающим ветром с Невы. Серое, низкое небо давило на позолоченные шпили и крыши, а мокрый асфальт блестел, словно полированный гранит. Из своего скромного номера в гостинице для приезжих научных работников Лиза смотрела на затянутую туманом громаду Исаакиевского собора и чувствовала одновременно трепет и легкую тоску. Она была дочерью провинциального архивариуса, выросла среди пыльных фолиантов и тихих преданий, и этот величественный, холодный город казался ей одновременно воплощением мечты и ледяным испытанием.
Ее мечта сбылась – с сегодняшнего дня она, Елизавета Скворцова, младший научный сотрудник отдела западноевропейской скульптуры, Государственный Эрмитаж.
Само имя – Эрмитаж – звучало для нее как заклинание. Оно обещало тайны веков, шепот истории, замерший в позолоте и мраморе. И она, с ее дотошным умом, унаследованной от отца любовью к систематизации и тихой, но упорной натурой, идеально подходила для этого мира.
Первое впечатление от музея было ошеломляющим. Бесконечные анфилады залов, ослепительный блеск позолоты, холодное дыхание тысяч мраморных изваяний. Воздух был насыщен запахом старого дерева, воска и едва уловимой, терпкой пыли минувших эпох.
Ее представили отделу. Коллектив оказался небольшим, но пестрым.
Анна Сергеевна Заволжская, заведующая отделом, – женщина лет пятидесяти с строгим, почти царственным выражением лица и безупречно гладкой прической. Ее серые глаза, казалось, видели насквозь не только подлинность алебастрового рельефа, но и сокровенные мысли своих подчиненных. Она говорила тихо, но каждое ее слово имело вес отполированного временем мрамора.
Владимир Игоревич Орлов, старший научный сотрудник, – мужчина лет тридцати пяти, с усталыми, умными глазами и ироничной улыбкой. Он был воплощением петербургской интеллигентности, чуть отстраненной и слегка насмешливой. В его манере держаться сквозила легкая брезгливость ко всему суетному.
Светлана Петрова, реставратор, – полная противоположность Владимиру. Живая, стремительная, с короткими взъерошенными волосами и быстрыми, точными движениями рук. Она, казалось, находилась в вечном диалоге с произведениями искусства, ворча на нерадивых предшественников или восхищаясь гениальностью мастера.
И, наконец, Марк Борисович, хранитель фондов, – невысокий, коренастый мужчина с добродушным лицом, но цепкими, внимательными глазами. Он знал о каждом экспонате в своих закромах абсолютно все и относился к ним с нежностью отца к детям.
Именно Анна Сергеевна, после формального представления, провела Лизу по ее будущим владениям – крылу, где размещалась коллекция итальянской скульптуры Ренессанса.
«Вам повезло, Елизавета, – сказала Заволжская, и ее голос прозвучал чуть глуше под высокими сводами. – Работать здесь – большая честь. И большая ответственность. Но вы должны кое о чем знать».
Она остановилась у высокого окна, выходящего во внутренний двор. Дождь струился по стеклу, искажая вид.
«Последние полгода в этом крыле… случаются странности, – Анна Сергеевна говорила, тщательно подбирая слова. – Дежурные слышат шаги, когда в залах никого нет. Иногда ночью фиксируют движение датчиков, но при проверке все оказывается на своих местах. Один из сторожей, старый, трезвый человек, поклялся, что видел, как тень от статуи «Кающаяся Магдалина»… отделилась от нее и скользнула в соседний зал».
Лиза широко раскрыла глаза. «Привидение?»
Анна Сергеевна усмехнулась, но в ее глазах не было веселья. «Эрмитаж – старинное здание с богатой историей. Здесь много теней. Но я не верю в призраков. Я верю в факты. Однако факт в том, что некоторые из младшего персонала отказываются дежурить здесь по ночам. Я сообщаю вам это, чтобы вы не поддались глупым суевериям. Будьте бдительны, но сохраняйте трезвый ум».
