В голове закрутилась бессвязная и совершенно нецензурная фраза, однако гости еще не все ушли, а скандал на поминках похоронит все, ради чего я это затеяла. Я медленно выдохнула, разглядывая женишка.
Для юной Глаши он действительно выглядел стариком, однако я дала бы Захару Харитоновичу лет пятьдесят. Когда-то кряжистый и крепкий, судя по ширине плеч. Сейчас – откровенно грузный: сюртук из дорогого сукна поверх шелкового с золотым шитьем жилета натянулся на обширном животе, а дуга золотой цепочки от кармана к пуговице только усиливала ощущение тучности. Мясистое бородатое лицо, покрытое загаром, как у человека, много времени проводящего на улице, ум и хитрость во взгляде. Крупные кисти с широкими запястьями – когда-то он не чурался физической работы, но сейчас на полных пальцах сидели три массивных золотых перстня. Он мог бы оставаться интересным мужчиной, несмотря на полноту, если бы не избыток одеколона, сквозь который все равно пробивался сладковатый запах подзабродивших яблок.
– Могли бы и мне пару строчек черкнуть, – продолжал он.
– Захар Харитонович, если вы пришли в дом, где идут поминки, только с упреками в адрес хозяйки, – я вас услышала и не смею больше задерживать, – произнесла я негромко и глядя в пол, как и полагалось убитой горем юной девице. Добавила, чтобы смягчить резкость первых слов: – Однако, если вы желаете почтить память моей тетушки, поминки еще не закончены.
Он качнулся с пяток на носки, словно желая прибавить себе роста, хотя и без того возвышался надо мной на голову. Брови сдвинулись к переносице.
– Что вы, Глафира Андреевна, какие попреки. – Он слащаво улыбнулся. – Я только сокрушаюсь, что мог бы вам помочь, если бы вовремя узнал. Похороны, поминки – дело затратное, барышне в вашем… – он поправил перстень на пальце, словно тот на миг заинтересовал его больше всего на свете, – …сложном положении не справиться со всем этим самой.
Он извлек из жилетного кармана золотые часы, негромко зазвенели брелоки. Щелкнул крышкой и взглянул на циферблат с таким видом, будто проверял, сколько времени осталось до завершения формальностей.
– Уверен, что тетушка ваша хотела бы, чтобы я позаботился о ее делах… и о вас, разумеется.
– Прошу к столу.
Я двинулась из буфетной перед ним, на правах хозяйки, показывающей гостю дорогу. Кошкин оглянулся на дверь, из-за которой доносились приглушенные голоса, но промолчал. А я изобразила милую улыбку, которая в любом случае будет слышна в голосе.
– Благодарю вас за заботу, однако мне нашлось кому помочь. Граф Стрельцов, земский исправник, расследующий гибель моей тетушки, дал мне несколько ценных советов, а его светлость князь Северский был так добр приехать с соболезнованиями и передать вспомоществование от лица дворянского совета.
– В самом деле, очень любезно со стороны столь высокородных господ. Жаль, что у них вряд ли найдется время и возможности помогать вам дальше.
Я промолчала, впрочем, он и не ждал ответа.
– Вы удивительно хорошо держитесь для столь юной барышни. Все же скоропостижная смерть тетушки наверняка внесла путаницу в ваши дела. Когда вы покончите со всеми скорбными обязанностями, я навещу вас и помогу разобраться с приходными и расходными книгами. С ними и не каждый купец первой гильдии в состоянии управиться.
– Вы чересчур добры ко мне, – обернулась я, хлопая ресницами. – Жаль, я нескоро смогу получить в свое распоряжение эти книги. Они очень заинтересовали его сиятельство, господина исправника. Должно быть, он считает, будто тетушку убили из-за каких-то не очень явных дел. Но Марья Алексеевна Пронская обещала мне помочь с ведением хозяйства, пока я не встану на ноги.
Я открыла дверь, приглашая в комнату. На лице жениха промелькнуло разочарование. За длинным столом еще оставались несколько мужиков, но при виде Кошкина их словно ветром сдуло. Гришин и Игнат поднялись, приветствуя нового гостя – Игнат чуть подобострастно, Гришин – натянув на лицо уже знакомую мне маску недотепы, смущенного чересчур важным обществом. Захар Харитонович поклонился им, подошел к священнику, сложил руки на груди и снова поклонился.
