Детский плач звенел в холодном зале
дворца. Пронзительный, захлёбывающийся, отчаянный зов… Перетянутая
грудь сжималась и зудела. Броситься к моему малышу, обнять, согреть
и утешить – я хотела до удушья. Но стояла с ничего не выражающим
лицом.
Всего неделю я не видела сына, но
это было невыносимо. Руки задрожали, я стиснула кулаки, пряча их в
кружевных рукавах и не смея поднять взгляд, чтобы не выдать
раздиравших меня чувств.
Король Александр Кровавый сидел на
троне со скалящимися с подлокотников мантикорами. У его ног,
раскутанный, беззащитный и несчастный, заходился плачем наш сын –
наследный принц Северин.
Было холодно, снежинки кружили за
окнами.
Я стояла среди двенадцати кандидаток
на должность няни. Алхимическая маска изменила моё лицо, позволив
участвовать в отборе. Только так я могла остаться с сыном: по воле
короля Александра я, королева Мари, должна оставаться в монастыре.
Он назвал это решение величайшей милостью. Мои кулаки дрожали, мой
сын задыхался от плача – со мной он не кричал так надрывно. Я тоже
задыхалась. Я больше не могла стоять и бездействовать…
Зашелестело платье, из строя
кандидаток выбежала молодая женщина и бросилась к Северину.
Возможно, она думала, это проверка, и король Александр, раскутав
малыша и велев кандидаткам оставаться на месте, искал ту, что на
первое место поставит заботу о наследном принце.
Но заботился ли Александр о нашем
сыне?
Мой герцогский род Вестфолов убил
Флору – единственную женщину, которую он любил, чтобы посадить на
трон свою королеву. Александр ненавидел всех нас, объявил
карательную войну, и лишь вторжение в королевство заставило
Вестфолов и короля Александра заключить мир.
Одним из условий этого мира стал
брак.
Ненависть Александра и намерение
отомстить были очевидны всем участникам переговоров, и вместо моей
кузины Элеоноры, которую готовили в королевы с детства, Александру
отдали меня – на откуп, излить гнев, ведь Вестфолам нужен наследник
короля с их кровью, они не собирались губить Элеонору: столь ценная
фигура могла претендовать на выгодную партию.
Не было сватовства и
традиционной подготовки, только блистающее золотым шитьём платье
невесты – демонстрация богатства и моральной победы Вестфолов. В
замок на границе наших земель меня привезли ночью в закрытой
карете, платье совершенно не грело, и я продрогла до постукивания
зубов и дрожи рук. Но зато охраны было много. И потом я ещё долго
сидела в караульной, отогревая пальцы у камина и мысленно снова и
снова проговаривая речь для Александра. Я трепетала от страха и
предвкушения: вскоре моя жизнь резко изменится, и я надеялась…
Глупо надеялась на чудо.
Дверь приоткрылась, я встала, но
пришёл только старик-церемониймейстер. Он глянул на меня из-под
кустистых бровей.
– Вестфолы пролили столько
крови, а теперь пытаются ослепить золотом, – пробормотал он и
махнул мне рукой.
Под скрип портупей и звяканье
оружия я прошла за стариком в главный зал. Там было слишком тихо
даже для поминок, не то что для свадьбы. Брачный договор уже
подписали. С двух противоположных столов друг на друга смотрели
недавние враги. Но они, пусть едкими, на грани оскорбления,
обменивались тостами, вспоминали ратные подвиги, а со мной никто не
говорил, в каждом взгляде и жесте Александра сквозило
презрение.
Пир в честь свадьбы и примирения
должен был продолжаться десять дней, но после нескольких кубков
вина Александр велел церемониймейстеру сопроводить меня в
покои.
Я долго сидела на кровати,
комкая сорочку и бесконечно представляя разговор с Александром, но
он не приходил. Ни на первый день, ни на второй. Он явился на
третий.
Я собиралась сесть за стол и
расправиться с ужином из тушёных овощей и сыра, когда двери
распахнулись и грохнулись о стену. Сквозняк, подняв сноп искр в
камине, добавил к ароматам еды запах пепла. Трепетали огоньки
свечей. Глядя на меня, Александр, качнувшись, подошёл к столу и
одним махом его опрокинул.
