Воздух в зале «Акрополя Памяти» всегда имел одну и ту же температуру, влажность и, Ульбек был почти уверен, вкус. Слабый привкус озона и стерильной пыли, которую не могли победить даже наноассыемблеры, вечно трудившиеся в вентиляционных шахтах. Он провел здесь больше половины своей жизни, и этот вкус стал для него вкусом самой Истории – очищенной, каталогизированной и разложенной по идеальным цифровым полочкам.
Снаружи, за гигантским куполом из умного стекла, раскинулся Эдем. Город-сад, город-мечта. Аэрокары бесшумно скользили по небу, оставляя за собой лишь легкие радужные завихрения. Пешеходы в одеждах, словно сошедших с полотен Альма-Тадемы и эскизов Вёрткина, неспешно прогуливались по мраморным набережным. Из парка доносились торжественные аккорды – видимо, шел прямой эфир симфонического оркестра. Рейтинг у таких трансляций был стабильно высок. Бетховен и Шостакович вытеснили поп-идолов еще лет двадцать назад. Практичность умерла. Давно и бесповоротно. Ее похоронили под барабанную дробь в стиле неоклассицизма и засыпали могилу лепестками генномодифицированных роз.
Ульбек провел рукой по стерильному интерфейсу своего терминала. Сегодняшняя задача была достойна легкой иронии. Оцифровка и «адаптация» полного собрания сочинений философов-постмодернистов конца XX – начала XXI веков. Тексты, полные намеренной усложненности, игры в разрушение смыслов и прочего интеллектуального зуда.
«И все это великое наследие – чтобы в итоге прийти к этому», – беззлобно подумал Ульбек, бросив взгляд на огромный голографический экран в центре зала.
Там шла прямая трансляция «Агоры» – главного философского ток-шоу планетарного масштаба. Двое риторов, облаченных в струящиеся одеяния, напоминавшие то ли тоги, то ли кимоно, вели спор о природе человеческого сознания. Их движения были отточены и пластичны, голоса – глубоки и убедительны, подкреплены легким нейровоздействием, настраивающим зрителя на волну доверия.
– …и потому, – вещал седой ритор с профилем римского императора, – мы приходим к неоспоримому выводу: Антропный Принцип Красоты есть фундамент бытия! Вселенная стремится к осознанию собственного изящества, и человек – ее лучший инструмент! Венец! Зеркало!
Его оппонентка, женщина с лицом, хранящим вечную прохладу мрамора, позволила себе улыбнуться. Улыбка была идеальным инструментом, демонстрирующим снисхождение к чужим заблуждениям.
– Коллега, ваша гипотеза очаровательна в своей простоте, – ее голос был похож на шелест шелка. – Но не кажется ли вам, что вы путаете причину и следствие? Человек не «инструмент». Он и есть сам акт творения, непрерывный и самодостаточный. Искать причину вовне – значит умалять его величие.
Публика в студии замерла, ловя каждое слово. Это было красиво. Чертовски красиво. Как балет. И так же далеко от крови, пота и настоящих сомнений, которые терзали тех самых постмодернистов, чьи тексты Ульбек сейчас обрабатывал.
Он отключил звук. В тишине зала стало слышно мелодичное жужжание серверов – настоящий гимн новой эпохи. Ульбек потянулся к чашке с чаем, который уже успел остыть до идеальной, заданной параметрами температуры. Он сделал глоток. Правильный вкус. Правильный мир.
Его пальцы привычным жестом запустили алгоритм верификации очередного оцифрованного тома. На экране поплыли строки кода, перемежающиеся сканами пожелтевших страниц. И тут… его взгляд зацепился за аномалию. Незначительную. Почти призрачную.
Среди ровного, предсказуемого потока данных мелькнула статистическая погрешность. Несовпадение контрольных сумм в одном из файлов старого, досистемного военного архива. Не ошибка даже. Так, мушка на идеально отглаженной белой рубашке.