Глава 1: Великая Шестерня
Воздух в Тарнхольде имел вкус. Он был густым, прохладным, с отчетливым привкусом озона от магических кристаллов, сладковатой ноткой угольной пыли и чистым, почти стерильным запахом горячего металла. Для Ворина Камнерука это был вкус дома – сложный букет, который любой гном мог бы разобрать на составляющие с закрытыми глазами. Он провел ладонью по стене Великого Прохода. Камень был гладким, теплым и слегка вибрировал – низкий, ровный гул, который был сердцем Тарнхольда. Сердцебиением Великой Шестерни.
Люди Верхнего Мира, если бы смогли увидеть Тарнхольд, назвали бы его подземельем. Ворин всегда считал это высшей степенью невежества. Как можно назвать темницей место, где света больше, чем в их вечно пасмурных лесах? Потолок терялся в тридцати метрах над головой, и весь он был испещрен жилами светящегося кварца, соединенными серебряной паутиной рун. Руны, вырезанные поколениями Мастеров, не просто освещали зал. Они пели. Тихая, едва слышная песнь силы, которая укрепляла камень, очищала воздух и вселяла спокойствие в душу каждого гнома, идущего этим путем.
Тарнхольд не был вырублен в горе. Он был уговорён появиться. Каждое поколение инженеров и рунных мастеров находило в камне его скрытую волю, его внутреннюю структуру, и лишь помогало ей проявиться, убирая лишнее и укрепляя необходимое. Поэтому здесь не было прямых углов, только плавные, естественные изгибы, словно город был не построен, а выращен.
Ворин шагал по Медному Мосту, перекинутому через бездонную пропасть, в глубине которой тускло отсвечивала подземная река. Воздух здесь был теплее. Откуда-то снизу, из недр, поднимались клубы пара. Там, внизу, находилось второе сердце города – Паровое Сердце. Там лучшие умы инженеров заставили огонь и воду вращать гигантские поршни Великих Механизмов, которые качали воду в жилые кварталы, поднимали тонны руды на лифтах-клетях и гнали свежий воздух в самые глубокие шахты.
Это и была суть гномьей философии: магия и механизм не были врагами. Они были двумя руками одного мастера. Паровые трубы, отполированные до блеска, были обвиты огненными рунами, которые поддерживали постоянную температуру, экономя уголь. Огромные стальные поршни были покрыты рунами силы, и каждый их удар был втрое мощнее, чем мог бы рассчитать любой инженер. Магия не заменяла технологию, она делала ее совершенной. Технология давала магии тело, облекала ее в металл и пар.
Путь Ворина лежал в Зал Совета. Он был рудознатцем, и его работа была основой всего. Без руды не будет металла для инженеров. Без кристаллов и редких минералов не будет силы для рунных мастеров. Без угля и железа не будет мощи у воинов Тана. Рудознатец стоял у истоков. И поэтому его отчет был так важен.
Он прошел мимо Башни Инженеров, откуда пахло машинным маслом и свежими чертежами, и мимо Храма Рун, где в тишине слышался лишь легкий перестук молоточков и резцов. Эти два здания – соперники и братья – смотрели друг на друга через площадь, и в этом соперничестве рождалась мощь Тарнхольда. Любой гном, будь он из самого низкого клана землекопов, мог однажды войти в Зал Совета. Не по праву крови, а по праву гения. Спроектируй механизм, который сэкономит городу уголь, – и ты будешь сидеть рядом с Главным Инженером. Вырежи руну, которая укрепит щит лучше прежних, – и твое слово будет весить не меньше слова Верховного Мастера.
Это была простая и честная система. Система долга перед кланом и мастерства, воплощенного в камне и стали. Система, которая работала без сбоев тысячу лет.
И именно поэтому находка, которую Ворин нес в своем заплечном мешке, так его тревожила. Образец камня, который не подчинялся ни законам инженерии, ни песне рун. Камень, который был неправильным.
