Внимание! Первая часть
двухтомника.
Я стояла на углу Малиновой и Генеральской улиц и молча наблюдала
за суетой у большого дома с темно-зелёной крышей. Три этажа, считая
цокольный, полукруглые окна, красный кирпич. Дом мог бы казаться
мрачным, но его оживляли белые ставни и роскошный ухоженный плющ,
захвативший всю правую, «садовую» часть. Впрочем, сейчас плющ висел
унылыми плетями, и вряд ли я смогу увидеть его буйную зелень через
пару месяцев. Совсем недавно этот дом был моим. Я здесь родилась, я
здесь выросла. Более того, здесь жили четыре поколения Вальтайнов.
Настоящее родовое гнездо.
Спасибо, папочка, за подарок на моё совершеннолетие. Я так
счастлива, словами не передать! Полновесный жестокий пинок из
детства во взрослую жизнь.
Слёз больше не было, они кончились ещё там, на кладбище. Но даже
возле могил отца с матерью, я оплакивала себя. Если бы только отец
повесился чуточку раньше, мне бы назначили опекуна от короны. Но я
теперь самостоятельная, ничего мне не полагается. Спасибо, что
личные вещи позволили забрать.
Проезжающая мимо карета окатила из лужи вонючей и грязной водой.
Я даже не пошевелилась. Холод сковал надёжными цепями. Холод и
глухое, неизбывное отчаяние. Когда чья-то тяжёлая рука легла мне на
плечо, я только скосила глаза, не в силах даже толком дышать.
— Дядюшка Том? А ты здесь откуда?
Старому сторожу делать здесь совершенно нечего. Насколько я
знаю, люди, купившие дом Вальтайнов, незамедлительно рассчитали всю
прислугу. Оно и понятно, в приличных семьях свои, заслуживающие
доверия горничные и кухарки.
В зимней шубке было жарко. По затылку и спине сползали ручейки
пота. От руки стало ещё жарче и ещё тяжелее. Щёки горели огнём,
дышала я с трудом. Ноги промокли, края мокрых юбок нещадно липли к
лодыжкам, страшно хотелось есть. Но уйти я не могла. Чтобы
набраться сил для следующего, отвратительного, невозможного, но
единственно верного в моей ситуации шага эта боль совершенно
необходима.
Если бы я могла продать хоть что-то ещё! Но увы, кроме меня
само́й, мне больше ничего не принадлежало….
Прислуга новых жильцов заносила в дом сундуки и коробки.
Кажется, вон тот рулон был ковром. Кто выкупил дом на аукционе? Я
не знала и знать не хотела. Это теперь не имело значения.
— Шли бы вы отсюда, леди Вальтайн… — прозвучал рядом старческий
голос.
— Нет больше леди Вальтайн.
— Разве леди — это только дом?
— Леди — это её окружение, — выдохнула я, вспомнив уроки матери.
— Стало быть, я не леди. Я бродяжка. Нищенка. Пустое место.
— Вы могли бы обратиться к друзьям отца. Направить прошение в
королевскую канцелярию…
Я сбросила его руку, развернулась и быстро пошла прочь не
прощаясь.
Святая наивность! Три недели я обивала пороги домов отцовских
приятелей! Просила в долг, умоляла дать мне работу хотя бы
гувернанткой. В конце концов, мне перестали открывать двери.
Деньги, которые я выручила, продав старьёвщику пару летних платьев
и кружевных перчаток, кончились. Я толком не ела три дня. У меня
остался лишь один вариант.
Матушка, наверное, сказала бы мне, что настоящая леди лучше
умрёт от голода, нежели продаст себя, но вряд ли она голодала. Ну,
или я не настоящая леди. Умирать не хотелось, напротив, страстно
хотелось жить. Мне едва исполнился двадцать один год. Нет, я не
согласна! Жестокие господа, не дождётесь!!
В тяжёлых зимних ботинках тоскливо хлюпала вода. Подол платья
становился всё более мокрым. Шерстяная шаль промокла насквозь.
Хорошо ещё, сегодня нет весеннего ливня, так восторженно
воспеваемого поэтами, лишь мелкая, противная морось. И хорошо, что
я знала, куда идти.
В большинстве районов Льена я не была никогда. Как и всем
девушкам из приличных семей, мне разрешалось выгуливаться только по
центральным, чистым и хорошо освещённым улочкам. Я знала, где парк,
театр и Старая Площадь с её роскошными магазинами. К счастью,
гостиница “Золотой орёл” была неподалёку. Туда я и
направлялась.
