Глава 1.
(Дора)
- Скорее! Скорее идите сюда! Это как раз то, что вам нужно! Вы
ищете именно это!
Работорговец ухватил покупателя за рукав темного сюртука и
вежливо, но настойчиво повлек к большой клетке с товаром. Я угрюмо
подняла голову и смерила подошедшего господина тяжелым мрачным
взглядом. Немолодой, седой, с аккуратной бородкой клинышком, он
напоминал врача или писателя. Но был, скорее всего, домоправителем.
Ни врачи, ни писатели не приходят на рынок за невольниками, у них
нет денег на такую роскошь, как собственный раб.
- Взгляните, господин, на дам и дев! – продолжал работорговец
самым масленым тоном. – Это не какие-то шлюхи, пучок за монетку,
которых вам продадут у ворот рынка! Этим женщинам вы доверите свой
дом и хозяйство, они прекрасные работницы, неутомимые труженицы!
Все в руках горит, все ладится, а как вымоют пол да накроют на стол
– м-м! Отличная покупка за небольшие деньги, будет радовать вас
каждый день!
Седой осмотрел стайку девушек в клетке, скользнул по мне
оценивающим взглядом, а потом посмотрел уже внимательнее. Так,
словно искал именно меня. Работорговец тотчас же уловил, куда ветер
дует, и дернул серебристую цепочку, которая вела к моему ошейнику,
вынуждая подняться и подойти к решетке.
- Подойди, Дора. Вот, господин, полюбуйтесь на Дору. Молодая,
здоровая, сильная девушка, и нет такой домашней работы, к которой
она не была бы пригодна.
Что верно, то верно. Ты будешь пригодна к любой работе, если
живешь одна, и положиться тебе не на кого. Я никогда не упускала
своего шанса, на это меня и поймали работорговцы. В тот день я шла
на работу, уныло глядя по сторонам. Была осень, низкие тучи сыпали
мелким раздражающим дождичком, прохожие шлепали по грязи и лужам, а
меня ждала очередная смена в колл-центре, где я втюхивала
банковские кредиты и с трудом выплачивала собственный. Сперва я не
поверила, что вижу в луже пятитысячную купюру. Даже за руку себя
ущипнула. Быстро подняла рыжую бумажку, помяла в пальцах –
настоящая. Самая настоящая, выронил какой-то раззява богатей!
Господи, как же я, дура такая, обрадовалась тогда…
Купюра оказалась ловушкой, заброшенной из другого мира. Так
работорговцы набирали бедолаг, польстившихся на потерянные деньги.
Кого только не было в лагере рабов, куда меня привезли после
поимки. Люди всех возрастов и цветов кожи, из самых разных стран
мира. Всем нужны деньги, и все бросались на купюру, что заманчиво
валялась на земле.
Мне не хотелось об этом думать. Не хотелось вспоминать. Я
потеряла родину и дом и не могла вернуться. Вот и все.
- Сколько вы за нее просите? – осведомился седой, придирчиво
осматривая мою одежду. Эти пестрые тряпки мне выдал один из
работорговцев: платью с бесчисленным множеством складок и карманов
следовало делать меня яркой и выделять из остальных. Почему-то у
здешнего люда сложилось впечатление, что меня купят быстрее прочих
девушек, загнанных в клетку.
- Пятнадцать золотых карун, господин, - с готовностью ответил
работорговец. – Поверьте профессионалу, такая девушка стоит каждой
монеты.
Насколько я успела понять, пятнадцать карун были очень
значительной суммой. На какой-то миг мне стало страшно – этот
покупатель казался очень приличным человеком, и мне подумалось, что
мы найдем общий язык. Что, если он сейчас уйдет? И вдруг потом меня
купит какая-нибудь сволочь вроде тех, что вчера набирала девушек в
публичный дом? Но седой снова окинул меня пристальным взглядом и
вынул из внутреннего кармана сюртука кожаный кошелек. Работорговец
довольно смотрел, как покупатель отсчитывает деньги ему на ладонь,
а затем молниеносно спрятал полученное и зазвенел ключами.
С меня тотчас же сняли ошейник – теперь за свою покупку отвечал
покупатель. Но я даже радоваться боялась: вчера видела, как
человек, забравший из нашей клетки пухленькую
блондинку-француженку, велел снова надеть на нее ошейник. Так и
повел, как собаку. Француженка плакала до тех пор, пока новый
хозяин не закатил ей оплеуху. Потом они исчезли из виду, и я не
знала, что с ней было дальше.
