1
– Кто это?
– Это ваша дочь,
Ворнан.
– Она рыжая.
– Рыжая. И что?
– Но вы не рыжая. У вас вообще в
роду рыжих нет.
– Ведьмы – рыжие.
– Она не ведьма.
– Зато вы ведьма.
Ведьмак.
– Разве я рыжий?
– Вы, если на то пошло, вообще в
перьях, когда ворон. И что за гнусные намеки? Полагаете, я так
хотела детей, что тайком от вас завела себе рыжего любовника?
Подите вон немедля. Видеть вас не желаю. Ни ваших подарков, ни
ваших не рыжих волос, ни ваших перьев! И веник этот с постели
уберите. Что это вообще такое?
– Предположительно,
букет.
– Он отвратителен.
– Ну извините, в палисаднике
целительского дома было только это. Раз вам не по нраву мои
подарки, остаются только объятия.
Слышались звуки возни, шлепки, будто
кого-то шутя били по рукам.
– Прекратите, бессовестный
птиц.
– Я не могу сказать своей жене
спасибо за прекрасную рыжую дочь?
– Вы не говорите, вы лезете
целоваться, хватаете холодными руками и брызжете на меня талым
снегом с волос, сложно было пальто снять? Примчались прямо с улицы,
распугав сиделку и целителя, наследили, упрекаете меня в нелепом
блуде.
– Нечего было рожать без меня не
пойми где.
– Нечего было слоняться не пойми
где, когда я рожала! Ммм… Прекратите целовать меня, когда я
вас…
– Свет мой…
Потом была тишина, которая умеет
петь и снова мамин голос:
– Ворнан… У вас магфон включен
на запись.
– Да? Да и бездна с ним. Вы
дадите мне наконец подержать дочь или придется с боем вырывать, как
поцелуй?..
• • • • • • • • • • • • • • •
Я конечно же никак не могу помнить,
как родилась, но слушала эту случайную запись столько раз, что
голоса уже не живых родителей звучали как живые. Особенно сейчас. В
такие моменты как раз и принято вспоминать свою жизнь.
Меня зовут Эленар Пешта-Холин и я
хотела бы быть… Но с этим все. Очень самонадеянно было полагать,
что Эдер Холин отпустит меня просто так.
В уголках закрытых век скопилась
вода. Не слезы. Дождь моросил. Земля под рукой была влажной и
клейкой. Платье на спине промокло, и в волосы на затылке набилось
грязи. Холод меня не беспокоил, я его почти не чувствовала. Скоро я
ничего не буду чувствовать. Договор убьет раньше, чем подбирающийся
не-мертвый.
Придавленную упавшим надгробием
тварь я заметила до того, как споткнулась и уже не смогла встать.
Лежала на боку и смотрела, как восставший, разодрав себя пополам и
оставив не желающей отпускать его могиле еще и одну из рук, полз на
другой. Как вонзая когтистые фаланги в мокрый дерн, рывками
подтягивал то, что осталось от тела, к пока еще живой и
относительно теплой мне.
Медленно. Очень медленно.
Со стороны леса, серебрясь в свете
луны, подбирался туман. Тоже медленно, но быстрее, чем тварь. Он
уже укрыл мне ноги.
Красиво. Похоже на саван.
Я устала смотреть и опрокинулась на
спину. Я устала. Но глаза закрыла не поэтому. Пошел дождь, и капли
неприятно соскальзывали внутрь, под веки. Да и окраина кладбища не
то место, чтобы видами любоваться. А умирать – самое то. Я всегда
была последовательна в своих поступках, какую бы дичь ни творила,
но место для кончины оказалось на моем последнем пути само по себе.
И если я умру не как следует, то хотя бы где следует.
Можно было остаться.
И сейчас подо мной были бы теплые
свежие простыни супружеского ложа в Холин-мар, а не волглая земля
кладбища в… Я даже не знаю, где я.
Тварь хрипела ближе. Или это уже я?
Неважно. В любом случае теперь недолго. Несколько минут? Одна? Пара
ударов сердца?
Что это?
Монотонный речитатив плыл над
кладбищем. Обволакивал, как крадущийся из леса туман. Кажется,
голос и пришел вместе с туманом. Убаюкивал колыбельной. А я устала.
В уголках глаз было уже слишком много воды, и она пролилась.
Сделалось легче. Я сделалась легче. Сквозь веки я видела серое
марево
