Два месяца назад.
Савелий.
Изрядно подустав, веду малярным валиком вдоль стены, окрашивая
ту в противный грязно-зелёный цвет.
— Ветров, не спи! — Голос Демьяныча, местного завхоза, гулким
эхом разносится между этажами и волной протеста разливается по
венам. Эта дурацкая отработка кажется вечной.
— Я не сплю, — огрызаюсь в ответ, перехватывая валик в левую
руку. Я просто устал! Пока Демьяныч прохлаждается, создавая иллюзию
своей причастности к ремонту, я заканчиваю окрашивание последнего
лестничного пролёта. Только завхоза это ничуть не беспокоит. Моё
перевоспитание у него в приоритете! Ещё бы! Непокорный,
своевольный, взбалмошный. Грубый, неотёсанный, жестокий. Именно
таким меня привыкли воспринимать окружающие. Именно таким я хочу,
чтобы они меня видели!
— Я всё! — сиплю равнодушно и небрежно бросаю валик в ведро с
краской. От удара вонючая болотно-зелёная жижа мелкими брызгами
разлетается в стороны и оседает на сером полу и потёртых ботинках
завхоза. Реакция Демьяныча не заставляет себя долго ждать. Опалив
озверевшим взглядом, мужик отпускает в мой адрес пару нелестных
выражений и с остервенением хватает за ворот футболки.
— Поганый щенок! — цедит он сквозь зубы, до треска стягивая
ткань в кулаке.
Да только не ему диктовать, каким мне быть и что чувствовать!
Моя нахальная ухмылка в ответ — лишнее тому подтверждение. Глаза
напротив наливаются кровью, багровые пятна расползаются по
морщинистому лицу, ещё немного и чеку сорвёт, а я получу очередную
порцию наказания. Демьяныч пыхтит, раздувая ноздри на корявом носу,
и вижу по недоброму взгляду, придумал, как поставить меня на место,
но стук каблуков директрисы нашего детского дома бесцеремонно его
прерывает.
— Савелий! Ветров! Бросай тут всё и ко мне в кабинет! —
взволнованно щебечет Ольга Владимировна. Обычно статная и
неприступная, сегодня она выглядит окрылённой и даже счастливой.
Что ж, её компания мне определённо нравится больше. Подмигиваю
Демьянычу и, стянув рабочие перчатки, спешу туда, где не воняет
краской.
Уже позже, ближе к ночи, втайне ото всех забираюсь на чердак.
Поджав колени к груди, сижу на дощатом полу и смотрю на звёзды
сквозь маленькое овальное окошко под самой крышей. В голове
кавардак из мыслей и страхов, а к небесам только один вопрос: за
что?
На прошлой неделе мне исполнилось семнадцать, а сегодня ровно
пять лет, как я оказался здесь. Идеальная семья, любящие родители,
шикарный дом, больше похожий на дворец, престижная школа и самые
современные гаджеты в кармане — всё это с боем курантов
превратилось в пыль. Я остался один!
Всеми позабытый и никому не нужный. Сам за себя! Против всех!
Тогда, в свои двенадцать, я никак не мог поверить, что такое вообще
возможно! Мне казалось, это просто сон! Жуткий, нереальный! Я был
уверен, что вот-вот проснусь! Только мой кошмар затянулся! А
сегодня и вовсе свернул не туда.
— Ветер, вот ты где! — криво скалится Федька, с любопытством
просовывая голову в люк. — Зачем директриса вызывала?
Парень ловко карабкается выше и уже через несколько секунд
плюхается рядом, отряхивая потрёпанные джинсы.
— Опять что ль из ментовки приходили? — следом слышится осипший
бас Рыжего. С трудом взобравшись, Костик наваливается животом на
металлическую перекладину и, с интересом вылупив на меня глаза,
тяжело дышит. Как ни крути, но с его весом чердак — закрытая
территория.
— Я те говорил, Федь, что Ветер опять кому-то кости переломал, —
пыхтит он, морща рябой нос. — Поди-ка, Демьянычу, да? Старый хрыч
совсем озверел! Поделом ему!
— Не гони, Рыжий! — осекает толстяка Федя. — Ветер не идиот,
чтобы так подставляться! Завхоз неделю на больничном отдыхать
будет, а Савку старая грымза в колонию упечёт, как и мечтала.
Нечего ей козыри в руки совать!
