- Да сколько это может
продолжаться?! Хьюго, я вас спрашиваю!
Не очень хорошо началась зима в
нашем доме.
В первый день декабря, когда всех
должны охватывать умиротворение и радость в ожидании новогодних
праздников, от истошного вопля мамы мы с сестрой подскочили, как
ужаленные. Айрис с перепугу выронила пяльцы с незаконченной
вышивкой, а потом очень некстати захихикала. Ну да, уже пора было
привыкнуть к таким крикам. С тех пор, как мы переехали, ссоры между
отцом и мамой происходили часто. Слишком часто.
- Что на этот раз случилось? –
спросила Айрис, невинно хлопая глазами.
- Тише, - я прижала палец к губам,
делая знак молчать, отложила чулок, который штопала, и отправилась
наверх.
На правах старшей дочери мне
разрешалось подниматься в «родительские покои». Название было
громким, но на самом деле так называлась спальня, расположенная в
мансарде. С роскошным домом в центре Мюлеза мы уже два года как
распрощались, а вот повадки у нашей семьи остались прежними.
Прихожую по привычке называли холлом, а кухню, служившую нам по
совместительству и гостиной, и столовой, именовали не иначе, как
зал. Маленькую, словно эльф, кухарку Мерит называли прислугой, хотя
прислуга громко и настойчиво требовала жалованье строго по первым
числам, и не стеснялась в беседе с зеленщиком и молочницей называть
нас «эти голодранцы». Впрочем, в остальном кухарка была просто
золотом, потому что никто лучше неё не умел приготовить обед из
трёх блюд, используя одну курицу и три морковки, и соорудить на
десерт бисквит с кремом, хотя в доме не было ни яиц, ни масла.
Хорошо, что сегодня Мерит взяла
выходной и не услышит, как мама опять ругается с отцом. Неприятно,
когда потом весь маленький город Фархайм в лицах пересказывает наши
семейные ссоры: «а она сказала!..», «а он ей ответил!..».
По мере того, как я поднималась по
ступенькам к спальне родителей, голос матушки звучал отчётливее. И
всё отчётливее в нём слышались истеричные нотки.
– Как вы это объясните, Хьюго?! –
выговаривала мама. - Я открываю почтовый ящик, а там опять – счета,
счета, счета! Бесконечные счета! Ваши актриски уже озолотились!
Оставьте хоть немного денег семье!
- Это мои деньги, если помните, –
ответил отец без капли раскаяния. – Поэтому я буду распоряжаться
ими на своё усмотрение. Вы мне достались без единого талера. Так
что извольте помалкивать, как и положено хорошей жене.
- Помалкивать?! – повысила голос
мама. – От ваших слов так и несёт плебейством! Наш брак сразу был
мезальянсом! Мои сёстры вышли за кронпринцев! Две моих сестры
теперь королевы, а я… - тут она громко всхлипнула. – Подумайте о
детях! Ваши дочери не могут выехать в свет! Им надо подыскивать
мужей! А не дарить браслеты с изумрудами актрисулькам!
- Моим дочерям деньги для замужества
не нужны, - отрезал отец, когда я уже стояла под дверями. - Младшую
возьмут замуж и без приданого, а старшую не возьмут замуж, пусть
даже в придачу к ней дадут корону!
Мне в лицо словно прилетело снежком.
Холодным, крепко слепленным.
Айрис умеет лепить такие снежки. И
умеет метко их бросать. Мне не раз прилетало. Но даже тогда не было
так больно, как стало сейчас.
Пока мы жили в Мюлезе, отец никогда
не говорил о моей внешности. Морщился, поглядывая на меня, но
ничего не говорил. Хвалил за усердие в учёбе, называл «хорошей
девочкой». Айрис он называл красоткой, феей или милашкой. И всё
было понятно. Но услышать об этом прямо… То есть не совсем прямо…
Отец ведь не знал, что я слышу…
В комнате раздались приближающиеся
шаги, и я не успела убежать и спрятаться в уголке.
Отец распахнул дверь, увидел меня,
на секунду замер, а потом вскинул голову и гордо прошёл мимо.
Помедлив, я зашла в спальню.
