Секрет в Туманном Фьорде
1 глава Несчастный случай в птичью погоду
«Человек – не птица, крыльев не имеет. А привязать крылья искусственные когда-нибудь сможет.» – Николай Кирсанов.
Воздух был не просто чист, он был хрустальным, напитанным соленым дыханием фьорда и сладковатым ароматом прибрежных трав. Каждая капля росы на изумрудном ковре у подножия гор переливалась, словно рассыпанная дисперсная пыль. А в обрамлении этих сверкающих бусин лежала идиллия, словно сошедшая со страницы старой саги: разноцветные, будто игрушечные, домики под густыми, почерневшими от времени травяными крышами, зеркальная гладь фьорда, в которой купались облака, и неторопливые овцы, разбросанные по склонам, как барашки из ваты.
В центре этой живой картины, склонившись над только что родившимся ягненком, замер Эйнар Йенсен. Его доброе, умное лицо, испещренное сеткой морщин, как карта прожитых лет, светилось спокойной мудростью. В толстом практичном свитере он казался неотъемлемой частью этого пейзажа – таким же прочным и естественным, как сами горы. Трепетное тельце в его сильных, но бережных руках вздымалось в такт нечастому дыханию.
ЭЙНАР
(голос его низок и размерен, как шум прибоя)
Всё в порядке, Трондюр. Он крепкий. Через пару дней будет скакать за матерью по всему склону.
Подросток, затаив дыхание, смотрел на старшего с безграничным доверием, и его собственное лицо озарила улыбка облегчения.
ТРОНДЮР
Спасибо, Эйнар!
В этот момент идиллическую тишину разрезал настойчивый гул мотора. По грунтовой дороге, ведущей в деревню, пылил внедорожник, выглядевший здесь чужеродным, слишком городским существом. За его рулем сидел Магнус Йоэнсен . Его стильная, но неуместная здесь дорогая ветровка кричала о другом мире. Он что-то оживленно говорил в телефон, и его голос прозвучал диссонансом.
МАГНУС
(в телефон, голос громкий, с деловой бесцеремонностью)
Да, да, я на месте. Настоящая глушь, но тут невероятный колорит для шоу. Местный «деликатес» – вяленая овечья голова. Представляешь? Это взорвет интернет!
Его смех, резкий и самодовольный, заставил смолкнуть щебет птиц. Он не заметил, как постаревший рыбак Олафур , чье лицо напоминало дубленую кожу, а руки были изрезаны морщинами, будто рыболовные сети, остановился на мгновение. Взгляд старика, тяжелый и неодобрительный, проводил машину, а затем медленно перешел на Эйнара.
Два старых друга встретились взглядами через всю лужайку, через этот внезапно возникший шум цивилизации. И Эйнар, все еще держа в руках хрупкую новую жизнь, лишь слегка, почти незаметно, покачал головой. В этом жесте не было злобы. Лишь тихая, непреложная печаль, словно он видел, как в их хрустальный, вечный мир вкатывается трещина.
Олафур медленно выпрямил спину, положив свернутую сеть на борту лодки. Его движения были отточены десятилетиями, каждое – экономное и осмысленное. Он подошел к Эйнару, и его взгляд, темный и глубокий, как воды фьорда в безлунную ночь, проводил удаляющийся внедорожник.
ОЛАФУР
(хрипло, с легким презрением)
Снова ветер принес чужой запах. Не овечий, не морской. Деньги пахнут. Громко.
Эйнар аккуратно поставил ягненка на дрожащие ножки. Тот тут же жалобно блея уткнулся в теплый бок матери. Эйнар провел рукой по его мокрой шерстке, словно гладя уходящее время.
ЭЙНАР
(спокойно)
Ветер всегда меняется, Олафур. Сегодня с моря, завтра – с гор. Нельзя приказать ему дуть только так, как нам нравится.
ОЛАФУР
(фыркает, доставая из кармана кривой нож и кусок дерева, начинает его обтачивать)
Это не ветер. Ветер сушит сети и приносит дождь. Этот… шум. Он ничего не приносит. Он только берет. Берет наши овечьи головы, чтобы сделать из них ужин для зевак с телефонами. Сквозь стекло. Они даже не почувствуют вкуса.
