Черно-фиолетовые тучи полностью заволокли небо. Начал накрапывать
дождь. Мелкий, колкий, он остро жалил и леденил кровь. К нему
присоединился ветер, такой же холодный и мерзкий. Он даже не дул
толком, а жалобно скулил, просовываясь сквозь щели в стене узкой,
плохо протопленной комнаты. Потолок в ней был настолько низок, что,
казалось, вот-вот рухнет и придавит. В дальнем углу одиноко горела
свеча, а на стене напротив плясали две огромные тени, вершившие
правосудие: одна – сгорбленная и косматая, опирающаяся на
причудливо изогнутый посох с набалдашником в виде птичьей головы;
другая – костлявая, с крючковатым носом и длинными кривыми
костяшками-пальцами.
– Луна скоро исчезнет в своём свете.
Надо торопиться. – Даже не голос, а замогильный хрип пронёсся из
одного угла комнаты в другой, на секунду заставив дождь стучать по
крышам слабее, а ветер скулить тише.
– Первая луна утонет навеки, вторая
останется и будет править миром. – Другой голос своим благозвучием
был не краше первого.
– Вторая луна растворится в свете
первой, а первая взойдёт на небосвод, – ответили раздраженно.
– Пророчество читал я в свете лун и
говорю, что первой не видать света солнца, вторая же будет сверкать
ярче великого диска.
– Вторая принесёт лишь разрушения.
На небосводе нет места двум лунам. Вторая должна исчезнуть
навсегда.
Сгорбленная и косматая тень
просеменила мелкими шажками из одного угла комнаты в другой,
коснулась набалдашником свечи, и та вмиг загорелась желто-оранжевым
огнём.
– Время течёт быстро. Луна уже
коснулась своего близнеца. У нас осталось не более часа, –
промолвила костлявая тень, наблюдая, как играет маленькое, не
греющее пламя.
– Король дал согласие?
Крючковатый нос кивнул в ответ.
Сгорбленная тень беспокойно
заметалась из стороны в сторону. Так сильно и беспорядочно, что
горб увеличился в размерах и раздулся почти до потолка.
– Боги не простят нам ошибку.
– Время поджимает. Луна почти
растворилась. Нам нужно сделать выбор.
Горб на спине тени вдруг принял
форму головы, и та согласно кивнула. Руки тени раскинулись в
стороны, превращаясь в рваные чёрные крылья, несколько раз
взмахнули и устремили своего хозяина в раскрытое окно навстречу
ночной мгле.
Из-за тяжелой, переполненной скорбью
тучи показалась бледная луна. Она смотрелась одинокой из-за своей
белизны, но одной она не была. Прямо за ней, озаряя небо ярким
светом, подобно солнечному, сверкала вторая. Сводя с ума янтарными
всплесками, она старалась заглянуть в глаза каждому ночному
прохожему, волей случая или же по собственной воле оказавшемуся вне
дома, пыталась проникнуть сквозь густые заросли леса, в звериные
норы и муравейники и даже море раздосадовала так, что оно шумело и
бурлило, взрываясь могучими волнами, разбивавшимися о скалы, а луна
пользовалась случаем и заглядывала в морскую пучину.
Но пришло и её время, и последняя
оранжево-желтая вспышка утонула в бледной тени старшего близнеца.
Ветер стих, древесная листва перестала волнительно шуметь, а море
успокоилось и, измотанное, тоскливо зашелестело галькой у
берега.
Две темные тени разошлись. Одна в
одну сторону, другая – в другую. Но сгорбленная и косматая, по пути
долго спотыкаясь о камни и падая в ямы, внезапно остановилась и
задумчиво пробормотала:
– Богам плевать на наши ошибки. Они
просто сделают так, как и задумывали изначально.
Затевающие войну сами попадают в свои сети.
(Иоанн Дамаскин)
25 лет спустя
Торренхолл, южная провинция
Нолфорта
Последний луч солнца на мгновенье
прорвался сквозь задернутые портьеры и скользнул по одной из
старых, местами покрытых пылью, картин. Морщинистый старик,
смотревший с древнего полотна, выглядел уставшим и опечаленным.
Возможно, приглашённый художник взмахнул кистью не в самый славный
период жизни старого лорда. Или же увиденное сквозь века поразило
прежнего хозяина замка до глубокой грусти и продолжало печалить по
сей день. Бархатный свет заката ещё раз пробежал по морщинкам в
уголках глаз некогда важного мужа и погас, уступив место сварливому
треску свечей.
