За твой успех пьёт
королева!
(«Гамлет», У. Шекспир)
Воскресным вечером в джентльменском
клубе «Сорняки» яблоку негде упасть. Сомнительной репутации
заведение пользовалось огромной популярностью среди молодых людей в
возрасте от семнадцати до двадцати двух лет, которые в будние дни
протирали штаны, елозя теми по университетским скамьям, зевали от
скуки за трудами великих философов, а в выходные спешили в клуб,
где, развалившись на штофных диванах, пускали пыль в глаза таким же
оболтусам, как они сами, а заодно и выбрасывали пару сотен фунтов
на ветер, играя в вист или тратясь на крепкую выпивку. Содержался
клуб исключительно на членские взносы, и попасть в него можно было
только по рекомендации. Мало кто знал о его существовании, ведь
снаружи для прикрытия красовалась вывеска солидного яхт-клуба,
незнакомцев за порог не пускали, и вообще все дела велись в
атмосфере совершенной секретности.
В этот вечер каждая партия длилась
долго. Игорные столы стояли в ряд, и за самым последним сидела
четверка с юридического факультета, и ни один из той компании не
хотел проигрывать другому. Все четверо бились до конца, волнительно
теребили карты в руках, изредка переглядывались друг с другом,
курили дорогие сигары и потягивали бренди. Последнее в «Сорняках»
наливали щедро и разбавляли только новичкам.
– Поднимаю ставку, – сквозь зубы и
клубы дыма произнёс один из четверки, лениво потянулся к колоде в
центре и цапнул две карты.
– Отвечаю, – ответил рыжий напротив,
поправил платок на шее и глянул на циферблат золотых часов на
цепочке, вытащенных из кармана клетчатого жилета и выложенных на
зелёное сукно.
– Я пас. – Третий скинул карты,
поднялся, вышел из-за стола и вернулся уже с бокалом, полным
алкоголя карамельного цвета.
– Тим?
Вопрос был адресован молодому
человеку, темноволосому и зеленоглазому, одетому по последней моде
и с толстой сигарой, зажатой между средним и указательным пальцами.
Всё в том юноше было красиво и по высшему классу: осанка, овал
лица, манера сидеть, небрежно закинув ногу на ногу. И даже то, с
каким видом он доставал банковские билеты из портмоне из
крокодиловой кожи, было достойно одновременно и зависти (со стороны
мужчин), и восхищения (со стороны женщин). Сам же Тим на себя не
смотрел, по сторонам не оглядывался, время от времени довольно
хмыкал и методично потягивал бренди бокал за бокалом, хотя уже и
развезло не на шутку, и колода карт перед глазами начала
двоиться.
– Вскрываюсь.
И Тим перевернул карты.
Рыжий недовольно вскрикнул, швырнул
свои на сукно, вскочил с места и взъерошил редкие для своего
возраста волосы.
– Опять всё спустил, – с горечью в
голосе произнёс он, а приятель, сдавший партию минутами ранее,
дружески похлопал его по плечу и предложил пересесть в малахитовые
кресла, которые стояли сразу за игорным столом и предназначались
для зрителей или тех завсегдатаев клуба, кто уже был настолько
пьян, что садить его за карты было сродни обычной обдираловки.
– Чёрт, и как тебе всё время везёт?
– воскликнул первый, когда Тим потянулся за выигрышем, состоявшим
из нескольких монет золотом, серебряных запонок и пачки хрустящих
банкнот.
– На прошлой неделе Генри сорвал
банк, – со стороны малахитовых кресел выкрикнул рыжий.
– А на позапрошлой – Джефф, –
поддержал Тим. – Так что это добро уже который день кочует из
кармана в карман, пока кто-нибудь из нас четверых не пустит его на
ветер. Вот, например, эти запонки были у меня в прошлом месяце. И
сегодня снова. Скучно, господа...
– Отец убьёт меня, если я проиграю
что-то больше, чем эта безделушка, – оправдывался тот, кого назвали
Джеффом. Ниже всех ростом, он носил темно-синий пиджак, пошитый
специально для него, а шею повязывал платком вызывающего оранжевого
цвета. Друзья той вульгарностью восхищались, девицы – млели, и
только профессора не первый раз делали выговор за неподобающий вид
и грозили лишить стипендии.
