У каждого человека есть какой-то талант или врождённый дар.
Кто-то поёт, кто-то рисует, кто-то деньги зарабатывает, кто-то
гениально мозги выносит.
Лично я гениально нахожу себе неподходящих друзей. Вот просто
попадаю в десятку, не глядя, с любого расстояния.
Когда мне было пять лет, Танька Матвицкая, с которой мы, между
прочим, дружили с ясельной группы, наябедничала воспитательнице,
что я разбила тарелку, а осколки смыла в унитаз. Осколки смываться
не захотели, и пришлось запрятать следы своего первого в жизни
преступления парочкой рулонов туалетной бумаги. Замотанная работой
в две смены без нянечки Галина Степановна наорала на меня от души,
а я тогда впервые задумалась о том, что дружба и я – понятия
несовместимые. В третьем классе сосед по парте и по
совместительству друг Вадик Потехов предложил исправить «ужасные
ошибки» в моей домашней работе, и-таки исправил, так, что в
результате полученной двойки чаша весов четвертной оценки
склонилась в не лучшую для меня сторону, и мама не купила обещанный
конструктор лего, а я снова зареклась дружить с кем бы то ни было.
Но долго не продержалась, на секции лепки из глины в умилительно
советском по духу ДК познакомилась с девочкой Настей. Наша дружба
ограничивалась совместными походами от ДК до трамвайной остановки,
а также болтовнёй ни о чем до и после занятия, и я не ожидала от
судьбы никакого подвоха. Но спустя всего четыре месяца после
знакомства, как сейчас помню, в тёплом и снежном декабре, нам с
Настей по дороге встретилась шумная ватага её одноклассников,
пожелавших немедленно закидать снежками мою доостановочную
спутницу. Вместо того, чтобы разбираться с собственными проблемами,
Настя ловко юркнула мне за спину, а я встретила новый год с
отменным фингалом под глазом, потому что снежок, попавший прямиком
в глаз – это очень и очень больно.
Надо ли говорить, что в десятом классе очередная подруга отбила
у меня симпатичного мальчика, на первом курсе университета уже
другая подруга увела нужную мне тему курсовой, а вот сейчас, прямо
сейчас, передо мной стояла Людмила с тощим кудрявым чёрным котом в
руках и смотрела на меня так жалобно, что я прямо почувствовала
запах грядущих проблем и неприятностей?
«Нет, нет, Боженька, пусть это будет не то, о чём я думаю», -
мысленно взмолилась я и широко улыбнулась Милке, демонстративно
крепко выжимая тряпку, которой только что мыла пол. Буквально душа
тряпку в нежных дружеских объятиях.
- Доброе утро!
- Здравствуй, Милечка! – как я ненавижу это сюсюканье.
«Милечка»! Я же не зову её «Люлечка». Хотя, наверное, она была бы и
не против.
Схожие в сокращении имена – единственное, что у нас есть
общего.
- Обувь сними, тапочки на полке, - предупредила я. – И руки
помой.
- Кажется, это называется «мизантропия», да?
- Мизофобия. И нет, у меня нет мизофобии. Просто я только что
прибралась в квартире.
«А вот к мизантропии иду семимильными шагами».
Людмила покорно сняла туфельки и навестила ванную, последнее,
впрочем, было совершенно бесполезно с учётом сидевшего у неё на
руках кота – рассадника инфекций и паразитов. В моём окружении, да
что там – во всём современном мире – хвостатыми принято
восхищаться, но я, увы, и здесь оплошала, животных предпочитаю
любить на расстоянии.
- У него шерсть кудрявится просто так или от какого-то
заболевания? – кивнула я на кота.
- Это ла-перм, им так положено, - с искренней обидой в голосе
сказала однокурсница. – Он породистый, привитый, не агрессивный, к
лотку приучен. Ест, правда, плохо, не подобрали ещё корм
подходящий, видимо, но это у редких пород дело обычное.
- Зачем ты мне всё это рассказываешь? – насторожилась я. – Не
ест и не ест, мне-то что с того?
