Я застал Машку в большой комнате с портретом Андрюхи в руках,
опять всю в слезах.
Этот долбаный сюжет повторяется изо дня в день. Похоже, что я
ничего никогда не смогу изменить, а так хочется, чтобы жизнь
перестала зависеть от него, от моего бывшего друга.
Я ненавижу его. Просто ненавижу, хотя нельзя ненавидеть
мёртвого, тем более друга.
Зато Машка продолжает любить…
— Тебе валерьянки накапать? — Я спросил лишь для того,
чтобы она обратила на меня внимание.
— Митя, родной, я не верю в его смерть.
Я забрал у неё фотографию, вытер с защитной плёнки ладонью капли
слёз и поставил на место, за стекло книжной полки.
— Машенька, — я поднял её на руки и вместе с ней
аккуратно уселся на диван, — Машенька, любимая, ты осознаёшь,
что мне тоже трудно, мы решили быть вместе, у нас сын…
— Это его сын, Митя. Понимаешь, его.
— Да. Я всегда знал, что Пашкин отец — Андрей, но
папой он называет меня. Маша, я клянусь тебе, что как только он
сможет понять — я всё честно расскажу ему. Он будет знать, кто
его отец.
— Я не верю в смерть Андрея, — она продолжала
повторять одно и то же. — Я очень хорошо знаю его, он не мог
умереть. Он спортсмен, он сильный, ловкий, умный. Митя, он не мог
умереть!
— Хорошо. Допустим, что он жив. Прошло два года. Где он?
Почему не даёт о себе знать? Ты же исключаешь возможность того, что
он бросил вас с Пашкой?
— Получается, не только нас, но и своих родителей, и тебя
тоже. Разве нет? Митя, я хочу знать правду.
— Ты её знаешь. Его накрыло лавиной.
— Только тело так и не нашли.
— Маша, лавина — это тонны снега, это невероятная
сила, это смертоносная мощь.
— Кому ты всё это рассказываешь? Мне? Я единственный раз не
поехала с ним.
— Ты была беременна, я помню.
— Почему не поехал ты?
— Потому что это было его задание, его гвоздь, его
репортаж. А у меня было другое. Я в шахты тогда спускался,
расследовал смерть шахтёров в Караганде. Если хочешь, я тебе
принесу тот очерк из архивов или в нете сейчас найду. Ты меня
обвиняешь в трагедии, случившейся с Андреем? Маша, он был моим
другом.
— Только ты любил меня, а я — его.
— Дружбу из-за бабы не предают.
Она дёрнулась и встала с моих колен.
— Я для тебя лишь баба?
— Кто я для тебя, Маша?
Она внимательно и испытующе смотрела в мои глаза.
— Митя, прости. Я никак не могу справиться с собой. Он мне
снится: то зовёт меня, то обвиняет… Прости. Конечно, я не должна
так себя вести. Я очень благодарна тебе за твою поддержку, за то,
что у Пашки есть отец.
— А у тебя мужчина для удовлетворения твоих потребностей.
Так?
— Митя, ты не прав. Просто, наверно, в новые отношения надо
вступать, покончив со старыми, а у нас с тобой всё кувырком. Ты
хочешь уйти?
— Я хочу семью. Нормальную, такую, которая тылом
является.
— Что будем делать?
— Решай. Пашка в детский сад идёт завтра третий день, ты
можешь начать работать, материально я буду помогать. Но я устал от
твоих истерик, от того, что в постели мы всегда втроём. Его призрак
неизменно с нами. От того, что ты называешь меня его именем, да
хотя бы от того, что ты меня используешь, а не любишь.
— Люблю, Митя.
— Ты уверена?
— Да.
— А если он вернётся?
— Не знаю. Мить, как я могу знать? Хотя думаю об этом
каждый день. Я же счастлива с тобой.
— Но продолжаешь его любить.
— Я не знаю! Не знаю, любовь ли это или болезнь. Он умер
так внезапно, что я не верю в его смерть. Если бы я труп видела… А
то ушёл в дверь, поцеловал на прощание и обещал вернуться. Митька,
пойдём спать. Утро вечера мудренее. Не обижайся ты на меня.
Пожалуйста, не обижайся.
Мы остаёмся с ней вдвоём на огромной двухспальной кровати. Сна
нет.
Она целует мою грудь, трётся носом, и я, забыв о неприятном
разговоре, отдаюсь чувствам,тону в ощущениях и понимаю, что нет
более желанной женщины, чем она, моя Мария. Я овладеваю ею немного
грубо, но так, как она любит.
