У меня было время немного подумать
перед тем, как я решительно и бесповоротно сказала этому человеку
«нет».
— Анастасия Дмитриевна, вы же все
понимаете, — вкрадчиво пел адвокат, а я смотрела и морщилась: не
люблю эту братию. Забудьте про сериалы, где лощеные джентльмены в
бешено дорогих шмотках уверенно разбивают противную сторону в пух и
прах, потому что их подзащитный, конечно же, невиновен, и вообще
все против него, а зря. Адвокат — это просто подсчет просчетов
оперативно-следственной группы. Улику положили не в тот пакет,
понятой спал или пришел позже, или не пришел, у подозреваемого на
скуле оказался синяк…
Или вот как сейчас: давление на
судью. Которое для обывателя и не давление вовсе, так, тщетная, но
необходимая попытка пробудить у бессовестной жестокосердной старухи
остатки эмпатии.
— Он пожилой человек, здоровье,
срывы… Заключение окажется для него фатальным.
Следствие, которое так легко
подвести под доследование, не люблю, кстати, тоже. Коллег, которые
работают спустя рукава. Дело надо делать отлично или не делать его
вообще. Адвокаты, надо отдать им должное, работают нередко намного
лучше… гонорары у них другие. Но только не в этом процессе: здесь
был общественный резонанс, и головы могли послетать легче легкого.
Здесь адвокат осторожничал и заявлений в прессу не делал.
— Он и так убит и раздавлен. Но
сделанного не вернуть, вы же меня понимаете?
Все головы, начиная с моей,
послетали бы, если бы я дрогнула в фальшивом сочувствии.
— Подумайте, стоит ли ломать и без
того сломанную жизнь?
Я хмыкнула. Любят у нас сопереживать
тем, у кого ни ума, ни совести. Что еще худо-бедно простительно
малообразованному человеку, строчащему комментарии под статьями на
новостном сайте…
Адвокат меня искренне разозлил.
— Он знаменитость мирового уровня, —
и адвокат слегка наклонил голову, выдавая последний аргумент.
У меня было время подумать, но я не
стала. Возможно, напрасно.
— Убирайтесь отсюда вон, —
отчеканила я, развернулась и пошла на парковку. Мрачный вечер,
осень, уже темно, и только чей-то кот перепутал времена года и
протяжно орал, требуя ласки. Расстегнутые полы пальто путались, на
лицо мелкой изморосью падал дождь.
Знаменитость — и внимание прессы
приковано к процессу, как ни крути. Я была сама с собой откровенна:
никакой знаменитости я не стану смягчать приговор потому, что у
него здоровье от пьянства уже никакое и он «деятельно раскаялся».
Еще бы не деятельно, оперная звезда, но, правда, мало кто ему во
всей стране верил, несмотря на весь отпущенный артистизм. Пропил не
только совесть, но и талант. Нет, не жаль, как говорил
небезызвестный Жеглов: «Вор должен сидеть в тюрьме». Если не вор, а
убийца — тем более должен.
Потому что никакой звезде — хоть
какого масштаба — не позволено устраивать то, что устроил он, и
размахивать огнестрельным оружием в состоянии алкогольного
опьянения. Все это кончилось смертью двух ни в чем не повинных
людей и ранением еще троих. Страна негодовала, и я была на их
стороне. Граждане хотят чувствовать себя в безопасности — наша
задача дать эти гарантии. «Я здесь закон», — говорила я себе, входя
каждый раз в зал заседаний, и ни одно мое решение с самого начала
моей карьеры — а это как судьи уже двадцать семь лет — не было
пересмотрено. Никогда. И рука моя на томике уголовного кодекса была
как безмолвная клятва.
У меня было время подумать, и у той
стороны оно тоже имелось. Хотя бы та пара минут, пока я подходила к
своей машине. Пустой практически паркинг, совсем новый дом, и даже
гараж закрытый еще не сдан, но я устала жить в том районе, где
прожила всю свою долгую жизнь. Когда-то — уютные пятиэтажки, и в
мае прямо в окна захлебывались восторженными песнями соловьи, и в
ветках лип терялся одуряющий запах, и смеялись дети, и слышен был
каждое утро школьный звонок. И последние двадцать лет — стройка,
огромные небоскребы — «Корускант», называл их мой внук, и правда,
похоже, — новая трасса городского значения, шум, гам, мосты,
эстакады, и липы спилили в угоду раскаленному асфальту, и соловьев
я не слышала больше весной, и окна открыть было невозможно ни днем,
ни самой спокойной ночью. Я плюнула, продала еще родительскую
уютную «трешку» и купила квартиру здесь. Дочь помпезно называла это
сложным английским словом, а я, посидев немножечко в «Гугле»,
обнаружила, что это просто жилой район. Новый, уютный, тихий, и
пусть я слышала, как взлетают и садятся в аэропорту самолеты, они
мне не мешали, наоборот, в их полете было какое-то ожидание
чуда.
