Год 1123 от сошествия яркого
пламени
- Как там перепёпелки, милочка? Королева голодна и желает
поскорее пообедать, – сказала старшая придворная дама,
неодобрительно разглядывая рыжую взлохмаченную шевелюру девицы,
суетившейся возле жаровни.
- Скоро будут готовы, миледи Бертрис! – бодро отозвалась Эмер,
делая вид, что не заметила высокомерного тона.
- Поторопитесь, мы уже преломили хлеб и ждем мясо, - велела леди
Бертрис, удаляясь подальше от пышущей жаром походной кухни.
Подбросив на угли несколько веточек розмарина, Эмер прикрыла
макушку ладонью, пытаясь хоть так защититься от палящего
полуденного солнца, и с завистью посмотрела в сторону большого
дерева, в чьей тени расположилась Её Величество королева Элеонора с
ближними. Королева восседала на резном креслице, а придворные
девицы и дамы расположились вокруг на шелковых подушках, брошенных
прямо на траву.
Её Величество желала видеть вокруг только смазливые мордашки, а
мордашка Эмер на смазливую в королевских глазах не потянула. И рот
широк, и глаза недостаточно большие, и нос вздёрнут совершенно
неприлично. Сама Эмер была убеждена, что дело тут не в глазах и не
в носе. Просто она оказалась слишком высокой, чтобы гармонично
влиться в королевскую свиту. Все придворные дамы были на полголовы
ниже королевы – словно гвоздики, аккуратно пристукнутые молотком, а
Эмер возвышалась над этими гвоздиками, да и над самой королевой в
придачу.
Скорее всего, Её Величество вообще отправило бы долговязую
девицу куда подальше, но королева приняла обязательство устроить
брак Эмер из Роренброка, поскольку была её восприемницей от купели.
А слово королева не нарушала ни разу, это все знали. Хотя лучше бы
и нарушила.
Эмер подбросила ещё несколько веточек на угли и передвинула
сковородку к краю жаровни. Перепёлки уже приготовились, сейчас надо
было довести их до ума и не пересушить.
Конечно, с этой работой лучше бы справился бы повар или
последний из поварят, но королева вполне определенно сказала, что
желает перепёлок, приготовленных руками девицы Роренброк.
Совершенно непрозрачный повод удалить прочь и не обидеть. Но Эмер
всё равно обиделась. Её пребывание в столице оказалось совсем не
таким, как она рисовала в мечтах, отправляясь из родового замка в
Тансталлу. Во-первых, жить пришлось в комнате, где кроме неё
обитали шесть дев разного возраста, начиная от четырнадцати лет,
заканчивая тридцатью (причем, возраст весьма неумело скрывался).
Во-вторых, помыться было решительно негде. Баня полагалась раз в
неделю, а набегавшись за день по поручениям королевы и старших
придворных, Эмер только и мечтала, что о горячей ванне (с тем же
самым розмарином). Увы, ванны девицам на побегушках не полагалось.
В-третьих, её соседкой по постели (да-да, и постель здесь
полагалась одна на двоих) оказалась препротивнейшая девица Острюд,
заносчивая донельзя. Эмер готова была поклясться, что ночью Острюд
из подлости стягивала одеяло на себя и больно толкалась острыми
локотками. Она вся была какая-то острая – начиная от имени,
заканчивая носом – тонким и длинным, как у породистой собаки. Эмер
невзлюбила её с первого взгляда, но при дворе выказывать неприязнь
считалось признаком дурного воспитания. А хорошим тоном считалось
сюсюкать и называть друг друга уменьшительными именами. Эмерочка –
это впервые сказала именно Острюд, и Эмер убить её была готова.
Острюд – ох уж эта остроносая мерзавочка! – сразу угадала
недовольство и теперь только так её и называла, заставляя Эмер
кипеть от бессильной злобы.
- Перепёлки! – опять позвала леди Бертрис, и Эмер половчее
перехватила сковородку через толстую тряпку. За последние дни они с
этой неуклюжей посудиной сроднились. Про себя Эмер называла ее
«двуручной сковородкой», за длинную рукоять – почти в два локтя.
При желании можно вообразить, что это самонастоящий меч. Ах,
меч…
