Солнце с небес словно издевалось,
бодро играя лучами в листьях деревьев. В открытое окно проникали
пение птиц и шум машин. Конец лета в этом году выдался
замечательным, наводящим на мысли скорее о близкой весне, чем об
осени. И всё же впереди был сентябрь, не апрель. И радоваться было
нечему.
— Нет, милая, — тихо и категорично
сообщила Зоя Васильевна. — Никакой ошибки.
Я сдержала тяжёлый вздох и прикрыла
глаза. Так и знала. Непонятно, на что вообще надеялась и о чём
торговалась с богом ещё сидя в коридоре под дверью кабинета.
Неизвестно только, что теперь делать.
— Не рада?
Чему уж тут радоваться? Впору разве
что плакать от растерянности, недоумения и… и я совершенно не
понимала, что сейчас чувствую и что чувствовать должна. Уж точно не
радость. Панику, пожалуй.
— Ещё не поздно…
Зоя Васильевна не договорила,
осеклась. Я вздохнула, не открывая глаз. Без того знала, как она
сейчас на меня смотрит. С нескрываемым сожалением и старательно
скрытым осуждением. Думает, что знает, какое решение я приму. Мне
бы её уверенность…
— Так что скажешь, Даша?
Я покачала головой, поднимая ставшие
как-то вдруг невыносимо тяжёлыми веки. Нет, делать то, на что мне
сейчас намекнули, я не стану. Попросту не смогу. Никогда не
понимала тех, кто решается на такое. На убийство, если говорить
прямо и честно, как есть. Пока существует жизнь, существует
надежда. Главное — жить и давать жить другим. Давать жить. Давать
жизнь…
— Витамины попей, — серьёзно сказала
Зоя Васильевна. — И ещё кое-что, я тебе сейчас напишу. Вставай и
одевайся.
* * *
Бросив сумку в прихожей, я разулась,
прошла в комнату и прямо в одежде повалилась на диван лицом вниз.
Всё вокруг — город, жизнь, август — было невыносимо привычным,
нормальным, повседневным. Жило и двигалось так, будто со мной
только что не случилось абсолютно невозможное.
Я беременна. Как, чёрт возьми, я
могу быть беременна?! Я не в сказке живу, не в легенде — в Москве.
В реальном мире, где чудес не бывает. Где у каждого следствия, тем
более такого, есть совершенно конкретная причина. Каковая в моей
жизни вот уже три года наблюдалась только во сне.
Застонав, я зарылась лицом в
подушку, подозревая, что схожу с ума. Да, последние почти полгода
мне снились сны. На их содержание я не жаловалась, наоборот,
получала огромное удовольствие. В жизни ведь так не бывает. На
меня, серую мышку, единственной примечательной деталью внешности
которой были и остаются красивые орехового цвета волосы, такие
мужчины внимания не обращают. Если честно, вообще никакие не
обращают.
После смерти мамы четыре года назад
на меня навалилась депрессия. Осознание того, что теперь я одна на
всём белом свете, оказалось слишком тяжёлым бременем. Никаких
других родственников не было, мама выросла в детском доме, а отца я
не знала. Мы так и жили всегда вдвоем. Пока не появился Рома.
И вроде бы у нас с ним складывалось
не хуже, хотя и не лучше, чем у всех. Свидания в парке, походы в
кафе, кино… и вот мама уже поглядывала на белые платья и
высказывала робкие намеки на свою готовность нянчить внуков. Рома,
как мне тогда казалось, тоже задумывался о чём-то подобном. Но один
пьяный водитель перечеркнул все мечты и надежды.
После случившегося я ушла в себя и
возвращаться не собиралась. Больше года Рома честно пытался до меня
достучаться. Старался каждую минуту быть рядом. Свозил в Турцию,
потом потащил в Крым к своим родственникам. Умом я понимала, что
нужно откликнуться, жить дальше, но ничего не могла с собой
поделать. Словно душа моя, как и мама, не смогла выйти из комы, в
которую впала, когда из телефонной трубки прозвучали слова
соболезнований.
Я не винила его за уход. Вечно так
продолжаться не могло. В конце концов, Рома не бросил меня
умирающей. Я ходила, говорила, ела, работала. Правда, механически,
нельзя было сказать, что при всём при этом я жила. Но тут уж он
сделал всё от него зависящее.
