— Ты мне не мать! — в
запале кричит Даша и сбрасывает вызов.
Я тяжело вздыхаю. Рука тянется
набрать повторно, и хочется, если честно, накричать в ответ, но я
напоминаю себе, что Даша тяжёлый ребёнок, и прячу телефон в карман,
подальше от соблазна. А чтобы отвлечься, ложечкой подцепляю опавшую
пенку остывшего каппучино, слизываю. Пузырьки пенки лопаются на
языке, а интерьер кофейни расплывается перед глазами. Я смаргиваю
пелену слёз. Я взрослая, мне не положено обижаться и плакать,
верно? Но я ведь не железная…
Мне очень больно.
Семь лет назад Даша отпраздновала
свой четырнадцатый день рождения с друзьями и ехала с родителями
домой. На встречку вылетела фура. Лобовое столкновение. Её
родители, мои сестра и зять, погибли на месте. Даша, сидевшая, на
заднем сиденье выжила. До приезда скорой и спасателей она
оставалась в сознании. Мне даже думать страшно, что она пережила,
зажатая в смятом автомобиле. Чудо, что она сохранила рассудок.
Естественно, я не могла допустить,
чтобы Даша попала в детский дом. Я оформила опеку, и поначалу мне
удалось наладить отношения. Мне казалось… Даша вела себя тихо,
пришибленно, подолгу таращилась пустым взглядом в стену, послушно
занималась с психологами, часто плакала. Когда ближе к восемнадцати
она вдруг взбунтовалась, я искренне обрадовалась. Решила, что
ребёнок оттаивает, что начался запоздалый переходный период, что со
временем всё устаканится, наладится. Наивно… У нас с Дашей шесть
лет разница, и воспитателя из меня не получилось. Хах, какой
воспитатель? Я тогда сама девчонкой была. Взвалила на себя ношу, с
которой не справилась. Даже роль старшей подруги не осилила.
Я звякаю ложечкой о блюдце, поднимаю
чашку обеими ладонями и делаю глоток. Остывший кофе горчит.
Определенно, пора что-то менять.
Добавить сахару, купить билет на самолёт. Сколько можно? Ради Даши
я бросила институт, отказалась от карьеры и долго работала курьером
на полставки. Это было моё решение, мой выбор. Но, чёрт побери,
дальше так продолжаться не может.
— Боже-боже! —
вскрикивает шатенка за соседним столиком.
Я недовольно морщусь на
нарушительницу покоя, поворачиваю голову и не верю своим глазам.
Сбоку валят густые чернильно-чёрные клубы, дым с поразительной
быстротой заполняет зал. По ушам ударяют крики заметивших неладное
людей и грохот опрокидываемой мебели.
Крики перекрывает вой сирены, а
между завываниями с потолка раздаётся голос администратора:
— Уважаемые посетители
торгового центра, это не учебная тревога. Просьба как можно скорее
проследовать к аварийным выходам и покинуть здание. Повторяю, это
не учебная тре…
Объявление обрывается на полуслове.
Теперь сирена воет не переставая. Люди разбегаются.
Лифтом при пожаре пользоваться
нельзя. А эскалатором? Люди в панике мечутся во всех направлениях.
Огня не видно, но дыма всё больше и больше. Я пригибаюсь к полу,
воротом блузки закрываю нижнюю половину лица и со всех ног бегу к
нормальной бетонной лестнице, но почему-то упираюсь в тупик с
магазином игрушек.
— Помогите, кто-нибудь!
Воет сирена.
Я захожусь в приступе сухого кашля,
пытаюсь сообразить, где я ошиблась и почему свернула не туда.
Получается, я проскочила аварийный выход? Я слышу крики вдалеке, но
рядом никого. Я мешкаю в тщетной попытке схватить побольше воздуха.
Выход должен быть рядом… Ноги предательски подкашиваются, голова
кружится от недостатка кислорода, я уже не иду, а ползу. В дыму
ничего не видно, словно на коридор напала ночь.
Мне не выбраться, да? Где бы ни
прятался выход, сейчас я бодаюсь со стеной. Я задыхаюсь от
кашля.
Дрожащими пальцами я вытаскиваю
телефон:
— Ну же, не сбрасывай. Алло,
Даша? Послушай, я не хотела тебя обижать. Мне жаль, что я тебя
расстроила. Я хочу, чтобы ты знала, что несмотря ни на что, я люблю
тебя. Всегда любила.
