Над входными воротами Академии красовалась старинная латинская надпись: Veritas in Nihilo. Александр Леонтьев перевёл про себя: «Истина в ничто». Не то девиз, не то предупреждение. Громадные кованые ворота медленно раздвигались, пропуская чёрный служебный автомобиль на территорию кампуса. Сквозь тонированное стекло Александр видел, как за спиной остаются ночные огни города, растворяясь в тени вековых дубов вдоль подъездной аллеи.
Машина проехала по гравийной дорожке, освещённой редкими фонарями, и остановилась перед главным зданием Академии. В свете фар выступил фасад в готическом стиле: острые башенки с причудливыми шпилями, узкие стрельчатые окна, мрачные горгульи на карнизах. Казалось, само здание с укором смотрит на вновь прибывшего пустыми глазницами окон. Леонтьев ощутил, как по спине пробежал холодок – то ли от пронизывающего октябрьского ветра, то ли от дурного предчувствия.
Он выбрался из машины, подняв воротник пальто. Воздух пах влажной листвой и сыростью камня. Дверь автомобиля хлопнула, и отзвук шагов водителя затих за углом. На парадном крыльце с колоннами уже ждал человек в форменном костюме, напоминавшем одновременно служебную униформу и деловой пиджак. Подняв вверх фонарь, встречающий шагнул вперёд.
– Профессор Леонтьев? Добро пожаловать в Академию, – голос прозвучал вежливо, но без особого тепла.
Александр кивнул, прищурившись от яркого света фонаря. Незнакомец выглядел около сорока: коротко стриженные волосы, острые черты лица. На лацкане его формы – значок с золотым гербом Академии.
– Взаимно, – отозвался Леонтьев, бросив беглый взгляд на герб: щит, на котором изображены переплетённые змеи вокруг книги. Старинный символ мудрости или же… лжи?
– Меня зовут Дмитрий Соколов, я куратор программы адаптации новых сотрудников, – представился мужчина, жестом приглашая гостя следовать за ним. – Ректор просил встретить вас и провести до его кабинета. Он уже ждёт.
Леонтьев заметил, как дрогнули тени от фонаря на стенах здания, будто кто-то невидимый скользнул по ним. Простой оптический обман, но неуютное ощущение усилилось. Александр не был трусом, однако с первых минут пребывания здесь его не покидало странное напряжение. Словно стены Академии наблюдали за каждым его шагом.
– Благодарю, Дмитрий, – ответил он ровно. – Рад знакомству.
Поднимаясь по широким каменным ступеням, Александр чувствовал под пальцами холод перил, отполированных десятками лет. За спиной ворота закрылись с протяжным скрежетом – путь назад словно отрезан.
Вестибюль встретил их полутьмой и тишиной. Высокий потолок терялся во мраке, где тускло мерцали золотые буквы латинских цитат по кругу. Из украшений – массивная люстра с потушенными лампами и ряды мраморных бюстов вдоль стен. Звук шагов гулко разносился под сводами, как в подземелье.
Леонтьев провёл пальцем по ближайшему бюсту, незаметно стряхивая пыль. Лицо на постаменте было едва различимо, но показалось знакомым – вероятно, один из бывших выпускников, ныне видный деятель. Под монументом выбита надпись: Non omnis moriar. «Не весь умру», – вспомнил перевод Александр и криво усмехнулся. Для закрытой кузницы элиты девиз звучал зловеще.
– Прямо по коридору и налево, – прервал его мысли Соколов, указывая фонарём путь. – Ректор ожидает вас в кабинете.
– Уже в столь поздний час? – негромко поинтересовался Александр, шагая рядом.
– Ректор Аркадий Викторович работает допоздна, – уклончиво ответил куратор. – Ваше прибытие – особый случай.
Особый случай. В голосе Соколова слышалась то ли улыбка, то ли насмешка; Леонтьев не был уверен. Он привык улавливать интонации – профессия обязывала. Но сейчас тени и шорохи вокруг отвлекали: показалось, будто кто-то осторожно приоткрыл дверь в конце холла, и свет свечи на миг выхватил чьё-то лицо, следившее за ними. Александр моргнул – дверь уже закрыта, лишь смутное мерцание исчезло.
