Глава 1. Траур под готическими сводами
Сумрачный зал Академии окутал полумрак. Под высоченными готическими сводами тихо дрожали огоньки десятков свечей, отражаясь в старинных витражных окнах. Студенты и преподаватели стояли рядами, погружённые в скорбное молчание. Формальное поминание погибших студентов началось несколько минут назад, и теперь слова ректора разносились под арочными перекрытиями, гулко и отстранённо, словно голос самого здания.
Александр Леонтьев стоял в конце ряда преподавателей, слегка склонив голову. Чёрный костюм сидел на нём напряжённо, как чужая броня. Он слышал, но почти не воспринимал пафосные речи. Ректор Аркадий Викторович Орлов говорил о долге и памяти, о том, как «Академия скорбит о молодой жизни, оборвавшейся так рано». Леонтьев краем сознания отметил едва уловимую фальшь в этом уверенном баритоне – интонацию, слишком безупречно выверенную, словно отрепетированную. Глава Академии прекрасно владел словом, но профессор Леонтьев чувствовал: за правильными словами скрывалось нечто неискреннее.
Он поднял взгляд на сцену. Перед чёрными траурными портретами с фотографиями трёх студентов стоял ректор и несколько членов совета Академии. В золотистом мерцании свечей лица на фотографиях – юные, улыбающиеся – казались живыми. Марина Коваленко, Кирилл Петров и Андрей Малинин. Три имени, три утраченные судьбы. Леонтьев сжал челюсти, вспоминая каждого. Марина была одной из самых способных студенток его курса – пытливый ум, острый язык. Её смерть стала для него личным ударом. Кирилл – талантливый аналитик, еще в прошлом семестре он помогал Леонтьеву в исследовательском проекте. Андрей – первокурсник, вчерашний школьник, только начавший осваиваться в этой мрачной Академии… Теперь все трое лежат в земле.
Рядом кто-то тихо всхлипнул. Леонтьев заметил, как студентка из старшего курса прижала платок к глазам. Её плечи подрагивали. Настоящее горе или дань роли? Он не мог не задаться этим вопросом – слишком часто ему доводилось видеть здесь показные эмоции. В Академии лжи все привыкли носить маски. Даже на поминках.
Профессор перевёл взгляд чуть в сторону. Справа от него стояла декан факультета истории, Екатерина Витальевна. На бледном лице – заученная скорбь, но глаза оставались сухими. Она качала головой в такт словам ректора, точно поддакивала каждому печальному тезису. Играет на публику, подумал Леонтьев отстранённо. Он всё ещё не мог привыкнуть к тому, что ложь здесь – как воздух, которым дышат. Даже горе – и то превращают в спектакль.
«…Мы никогда не забудем их улыбки, их стремление к знаниям и правде», – донеслось со сцены. При слове «правда» Леонтьев невольно скривился. Правды в этих стенах было меньше всего. Особенно о том, как погибли эти студенты.
Официальная версия гласила: несчастный случай, трагическое стечение обстоятельств. На фото улыбалась Марина – но Леонтьев помнил её иначе в последние дни: встревоженную, с болью в глазах, будто она узнала нечто опасное. Он пытался тогда разобраться, но не успел – Марину нашли мёртвой после одного из экзаменационных испытаний. Всё списали на несчастный случай. Точно так же, как и смерть Кирилла спустя неделю. Слишком много «случайностей» для одного месяца. Леонтьев сразу усомнился, да и нашёл улики, что указывали на чью-то волю за этими событиями. Но руководство Академии и знать не захотело о его выводах.
Сейчас, слушая гладкие речи, Александр ощущал ледяной ком гнева под сердцем. Он сделал глубокий вдох, стараясь не выдать эмоций. Его пальцы нервно перебирали чётки, спрятанные в кармане пиджака – старую привычку, помогающую сохранять хладнокровие. Взгляд блуждал по залу, отмечая детали: как студентов рассадили по курсам – первые ряды младшие, позади старшие, словно невидимая иерархия даже в трауре. Кто-то стоял почтительно прямо, кто-то опустил голову. Несколько преподавателей шептались на галёрке, наверняка обсуждая организационные вопросы даже сейчас. Леонтьев нахмурился – неужели у людей не осталось уважения?
