Прижимаясь спиной к шершавому дереву, я вспоминала. А больше мне
ничего и не оставалось. Вокруг было так темно, что я не видела
собственных рук. Сил что-то чувствовать тоже не осталось.
Я и так добежала до этого дикого места, подстегиваемая ужасом.
Белая была рядом. Без сомнений. Только она мастерица прятаться, это
я знала точно.
Теперь меня оставили и страх, и ужас, и паника. Потому что
невозможно бояться бесконечно.
В моей душе осталась только тоскливая безысходность.
Чем, спрашивается, мне не угодила моя московская жизнь? Карьера,
куча мероприятий, свидания с любящим мужчиной — как все эти радости
жизни могли казаться мне избыточными?
Я стремилась к покою. Но вечный покой точно не входил в мои
планы.
Белая приближалась. Я чувствовала ее вибрацию кончиками своих
ледяных пальцев.
Уже два месяца мне постоянно хотелось плакать. И это при том,
что я совершила головокружительный карьерный прыжок, заняв
должность главного редактора супермодного журнала в свои неполные
тридцать.
- Мечты сбываются, - сказала я и уставилась на содержимое своего
чемодана. В его шелковом нутре спокойно соседствовали по-летнему
ярко-желтый купальник и парочка теплых вязаных шапок.
Больше терпеть не получалось. Одна горячая слезинка соскользнула
с носа. Потом вторая. И вот я уже рыдала навзрыд, уткнувшись в
мягкую диванную подушку.
Я совершенно бесполезна. Даже чемодан не могу собрать. Не то что
другие — нормальные — люди.
Упаднические мысли сделали еще хуже, чем было. Слезы полились
непрерывным потоком — так, что я стала сомневаться, что
среднестатистическая женщина может выдать такое количество соленой
жидкости за раз.
Сосредоточиться на рыданиях мешал телефон. Он играл бодрый марш,
который я сама поставила на звонок, когда у меня было не менее
бодрое настроение. Где-то в конце весны. Тогда еще я чувствовала
полноту жизни. Но после того, как окончательно сошел снег, я
становилась несчастнее с каждым днем.
- Да, - хлюпнула я в трубку.
Со старыми привычками трудно расставаться. А когда ты хочешь
чего-то добиться в журналистике, приходится отвечать на все-все
звонки. Даже не представляю, сколько раз я выслушивала всякий спам
от рекламщиков, говоривших удивленными голосами (полагаю, для
кого-то я вообще была первой, кто взял трубку и покорно их
слушал).
Но я не могла игнорировать звонки. А вдруг что-то важное?
- Ты плакала, - не спросили, а констатировали на том конце
трубки.
- Мне просто нужно поскорее уехать, - я безразлично смотрела на
огромный город с высоты двадцать восьмого этажа. Когда я только
сняла квартиру, этот вид приводил меня в восторг. Каждый день.
Каждую минуту.
- Надеюсь, ты подумаешь о… о нас, - мягко произнес Саша. И
продолжил уже тверже: - Я по-прежнему готов найти хорошего
специалиста. Валерия, милая, в психологической помощи нет ничего
стыдного. Я уверен, что психолог поможет тебе куда лучше, чем побег
за тысячи километров.
- Я все решила, - мой голос звучал резче, чем хотелось бы, но я
решила, что Саша сам виноват.
Во-первых, за два года отношений я тысячу раз просила не
называть меня Валерией. Полное имя для моих ушей звучало тяжело и
официально, зато короткое «Лера» ласкало слух. Во-вторых, я уже
ходила к психологу. В какой-то момент я даже повеселела, но после
того, как мое фото оказалось на главной странице корпоративного
календаря на будущий год, снова провалилась в пучину тоски. Хотя —
и моя рациональная часть это отлично понимала — кто-то мог бы
сказать, что я, пардон, зажралась. И был бы отчасти прав.
Сбрасывая в чемодан все, что попадалось под руку (потом
разберусь), я с ненавистью смотрела на этот самый календарь,
висевший прямо над диваном в моей просторной светлой гостиной. На
стене красовалась загорелая стройная брюнетка в белом купальнике.
Она излучала счастье и уверенность в себе.
