Раннее прекрасное утро; только птички чирикают на веточках
садовых деревьев, окружающих прекрасный, живописный и очень уютный
замок.
Как вдруг…
— А-а-а-а-а!
Нет, не так.
—В-А-А-А-А-А-А!!! — громче охотничьего рога, предназначенного
подзывать оленей, трубно взвыло нечто где-то в самом чреве
дворца.
Да так, что с содрогнувшихся веток посыпались листья, птицы
попадали в обморок в траву, беленые стены затряслись, над крышами
взвились голуби, да флажки на шпилях башен затрепетали испуганно и
тревожно.
—Ма-а-а-ам! — выло в недрах замка неведомое чудовище, как
Минотавр в лабиринте. — Снова ПРЫЩ!!! Пры-ы-ы-ыщ, ы-ы-ы-ы… И это за
неделю до бала! До бала, до бала, до бала!
Старая дубовая лестница затрещала под молодыми упругими пятками,
дробно топочущими по ступеням. С винтовой лестницы, три раза
опоясывающей стройную высокую башенку, в общий коридор замка, в
розовой пижаме с радужными пони, выкатилась довольно внушительных
размеров… скажем так, принцесса.
Она была юна, румяна, белолика, с задорно вздернутым курносым
носиком и с прелестными голубыми наивными глазками, черноволоса и…
на этом ее достоинства заканчивались. Потому как принцесса, в
золотой короне на смоляных прекрасных волосах, была ужасно, ужасно,
УЖАСНО толстой для среднестатистической принцессы. Да еще и с
огромным вулканирующим прыщом прямо посреди лба.
Раскрасневшаяся от недолгой утренней пробежки, принцесса
остановилась, отдышалась, почесала зловредный прыщ, раскрыла
некрасиво красный, как вишенка, ротик и снова взвыла, словно
отплывающий пароход:
—Ма-а-а-ам!
В тронном зале, не выходя из нирваны и позы лотоса, тяжело
вздохнула Королева.
В отличие от принцессы, Королева была не по годам стройна,
моложава и хороша собой. Она любила спорт и черный цвет, делающий
ее визуально стройнее и выше.
В ее опочивальне на стене был прикреплен плакат с заморской
звездой Одри в жемчугах и с сигаретой в длинном изящном мундштуке.
Одри была эталоном и идеалом. Королева стремилась быть такой, как
Одри.
— Ма-а-ам! — требовательно гудела принцесса.
— Прыщеличка, что произошло?
— И ты туда же, мам!..
— Ох. Извини, дорогая, вырвалось. Конечно, Бэлла. Моя прелестная
Бэлла. Так что произошло?
Королева еще раз грустно вздохнула, понимая, что из нирваны все
же придется выйти, и с хрустом разогнула колени, растопыренные
изящными лепестками лотоса. На Королеве было надето черное
обтягивающее трико и поверх него — розовые пушистые гетры.
— Что на этот раз, дитя мое? — грустно сказала она, нехотя
приоткрыв один глаз.
Принцесса, заливаясь слезами, стояла у подножия трона, на
котором Королева ёжилась (занималась йогой), и громко орала.
— Как идти на ба-а-ал, — принцесса чесала лоб, прыщ вспухал все
сильнее и краснел, как гневающийся Везувий. — На бал, набал,
набал!..
— Не выражайся! — строго одернула принцессу Королева. — Что за
неприличные слова для юной девицы?!
— Ну, почему-у-у, — голосом голодной коровы выла принцесса,
задрав к потолку залитое слезами лицо.
Королева еще раз тяжело вздохнула, спуская ноги с трона на пол и
нащупывая маленькую спортивную бархатную туфельку.
Из-за спины она достала свернутую в рулон грамоту, напечатанную
на дрянной, тонкой и серой бумаге, и водрузила на нос изящные очки
в позолоченной оправе.
При виде этой грамоты, разворачивающейся в руках Королевы с
предательским шелестом, воющая принцесса вдруг смолкла.
Слезы ее мигом высохли, а сама она зачем-то принялась колупать
пол пухлой ножкой, обутой в розовую тапочку с кроличьими
ушками.
Грамота, полностью развернувшись, упала на пол и подкатилась
светлой дорожкой прямо к ногам принцессы.
Королева кашлянула, прочищая горло, и пробежала первые строчки
взглядом.
— Пончики с шоколадной глазурью, — дребезжащим от сдерживаемого
гнева голосом прочитала Королева, поверх очков глянув на примолкшую
принцессу. — Шесть штук.
