Инга
– Повторить, – машу я вяло бармену
пустым стаканом, в котором остался только лед, медленно таящий, как
моя скорлупа, которую я так старательно наращивала все это
время.
Полгода уже прошло.
Полгода.
Я думала, боль притупилась, но
нет.
Единственная встреча, и словно
кто-то безжалостной рукой провернул нож в ране, заново роняя меня в
бездонную черную пропасть.
Напиться бы в дымину, чтобы
забыться, пусть бы и в дурных сопливых бестолковых мечтах, чьи
осколки острыми краями до сих пор впиваются в сердце в моменты
обострений. Они случаются уже не так часто.
Всего лишь каждую ночь.
Да, надраться было бы неплохо, но я
не умею. Водка не лезет, а коктейльчиком я либо сейчас доведу себя
до соплеразлива в барном туалете, либо рвану куда-нибудь разгонять
боль-тоску, после чего наутро мне станет еще поганее, потому что
все это дерьмо – жалкое подобие веселья.
Полгода.
Я думала, я научилась справляться.
Не обращать внимания на воспоминания о том, о ком не думать не
могу.
Даже не знаю, чего во мне больше:
обиды, боли, или того чувства, которое я не называю вслух вот уже
шесть месяцев. Все покрыто липкой жижей горечи, разъедающей душу,
отравляющей меня день за днем.
– Эй ты, – знакомый голос вырывает
меня из мерзостных мыслей.
– Чего тебе, придурок? – оглядываюсь
я на Рэма.
Еще один ошметок когда-то
счастливого прошлого, вдребезги расколоченного и растоптанного в
пыль.
Да, мы с Рэмом не из тех, кто станет
здороваться друг с другом, у нас свои счеты.
Вот так вот не видеться несколько
месяцев и сходу начать гавкаться могут только близкие враги.
Близкие, но не главные.
– Собирай манатки и поехали, –
мрачно командует он.
– С какой стати мне с тобой куда-то
ехать? Отвали.
– Поехали говорю, не усугубляй, – в
голосе Рэма неприязнь и досада.
Какого хрена он здесь вообще делает.
Сегодня у них вечеринка совсем в другом месте.
– Пошел в жопу, – я не церемонюсь.
Вряд ли до Рэма удастся достучаться на другом языке.
Рэм же, психанув, разворачивает меня
за плечо так резко, что я чуть не падаю с барного стула.
– Слышь, Принцесска, по-хорошему
пока прошу: шевелись. Эти полгода без тебя были супер, откуда ты
вылезла, гадюка, из-под какого камня?
«Принцесска» бьет мне по нервам и
немного под дых. «Принцессой» я была в другой жизни, которая
оборвалась шесть месяцев назад. Игнорируя вопрос Рэма, делаю глоток
из бокала, чтобы заглушить воспоминания.
Не было? Что значит не было? Я была.
Если можно так назвать мое существование. Это же не жизнь, когда
человек остается без сердца и без души.
В какой-то фэнтезятине, которую я
читала, пытаясь забыться в сказках, кажется, это называется голем.
Пустая оболочка. Глиняный сосуд для ничего, чужой воли.
– Мало того вылезла, нарисовалась,
да еще в такой день. Теперь расхлебывай.
– Что? Что я должна расхлебывать
еще? – я равнодушно смотрю на Рэма.
– Он выгнал всех и сейчас
напивается, – набычившись, информирует меня он.
– И что? Я тоже.
– Не прикидывайся дурой, ему нельзя.
Инга, он все разнесет к ебеням и опять пустит под откос.
– Пусть разносит, пусть пускает.
Плевать. Я здесь при чем?
То, чем я дорожила, он уже
уничтожил, если кому-то прилетит еще, мне все равно.
– При чем здесь ты? Ты уже все
забыла, да?
О! Я далека от заблуждения, что
стерла его из памяти.
И сегодняшний вечер тому
доказательство. Но я надеялась, что исцеление началось. И вот я
торчу в ненавистном мною барушнике, полном счастливых и горьких
воспоминаний, и пью коктейль, который не пила уже полгода, потому
что он напоминает мне о нем, хотя собиралась приятно провести время
в кругу новых знакомых, которые у меня наконец-то появились.
Сегодня я еще раз убедилась, что
помню каждую черточку его лица, каждый жест, движение брови,
походку.