Книга 2.
Глава 1. Когда признание кажется спасением
Я помню то утро слишком ясно, как будто тело до сих пор хранит его в мышцах плеч, в ладонях, в шее, где всегда скапливалось напряжение, потому что именно в такие моменты я особенно остро чувствовала, как воздух в коридорах большого офиса пахнет кофе, молчаливой усталостью и надеждой на то, что сегодня меня увидят, заметят, отметят, выделят, наконец-то похлопают по плечу и скажут то самое слово, ради которого я однажды согласилась менять ночь на таблицы, выходные на проверку презентаций, а сердце на аккуратно подписанные отчёты, и в этой готовности я не видела ни тревоги, ни цены, я просто шла вперёд, будто под гипнозом, потому что признание казалось спасением, казалось дверью, за которой наконец перестанет быть больно, перестанет быть страшно, перестанет звучать внутри голоса из детства, который шепчет, что ты недостаточно, что ты всегда чуть-чуть не дотягиваешь, что тебе надо ещё, и ещё, и ещё.
Я пришла в эту систему как в обещание новой жизни, как в возможность стать кем-то большим, чем одна из, потому что там, где меряют вклад цифрами и результатами, всегда кажется, будто у боли есть чёткая цена, у ночей есть коэффициенты, у человеческой вовлечённости есть понятные метрики, и если я всё правильно посчитаю, выстрою, разложу, то непременно окажусь на той линии, за которой ждут признание, должность, громкая должность, узкая парковка под окнами, где блеск машин на прямом солнце напоминает холод драгоценностей, которыми можно украсить пустоту и быть спокойнее, хотя спокойствие так и не наступает, потому что в этой игре нет финала, здесь есть только новый квартал, новый лидерборд, новая планёрка, новый сокращённый список тех, кому повезло больше.
В первый месяц я слушала босса, который говорил мягко и уверенно, будто гладил шероховатость внутри, обещая, что мой взгляд свежий, мой темп правильный, моя способность держать несколько задач одновременно – именно то, чего не хватает отделу, и в его голосе звучала та самая напевность, перед которой трудно устоять, потому что она похожа на признание, а признание – на любовь, и когда он говорил о доверии, о перспективах, о видимости на следующем уровне, я кивала слишком быстро, соглашаясь не только на роли и задачи, я соглашалась отдать ему право решать, когда я заслужила тепло, а когда мне надо потрудиться ещё, и в этом соглашении уже жить начинала зависимость, такая тихая, культурная, офисная, не похожая на разрушительную страсть, но по сути – та же самая, только с логотипом компании на верхнем правом углу.
Рядом всегда был третий – коллега, начищенный до блеска, острый в цифрах и шутках, с вниманием к деталям и к тому, куда падает взгляд начальника, и в этой тройке каждый играл свою партию, не называя её вслух, потому что в таких историях никто не говорит прямо, всё происходит через отчёты, календарные инвайты, через подчёркнуто деловой тон, где слово «поддержать» означает «подвинуть», а слово «синхронизируемся» – «я хочу понять, насколько ты опасна», и я тоже научилась этому языку, научилась улыбаться, когда хотелось сжать зубы, научилась подставлять плечо, чтобы завтра иметь моральное право попросить о ресурсе, но чем дальше, тем яснее понимала, что мы втроём сцеплены в узел, где не дышит никто, хотя на фотографиях с корпоративов у нас одинаково белые улыбки и бокалы на уровне сердца.
Я работала, как будто другое существование отменено, я выбирала задачи, которые можно завершить в срок, и задачи, которые невозможно завершить в срок, потому что именно такие дают шанс оказаться незаменимой, и в этой ловушке незаменимости я теряла себя каждый день, ведь незаменимость – это тот самый невидимый хомут, который затягивается без крика, поэтому я приходила домой, где отчётливо пахло тишиной, и открывала ноутбук снова, как будто только свет экрана может подтвердить, что я всё ещё в игре, всё ещё видна, всё ещё стою на чьей-то диаграмме на яркой полоске, которая даёт ощущение, будто меня любят, хотя это не любовь, это столбик, который завтра сползёт на пару пунктов и заставит сердце провалиться в знакомую холодную яму.
