Пепел всё ещё кружился в воздухе, оседая на обугленные балки и потухшие глаза людей. Всего неделю назад Хартфорд был обычным провинциальным городком. А потом Волна вернулась, и память обрушилась на них лавиной. Не та, что лечит, а та, что калечит. Воспоминание о Великом Пожаре, случившемся здесь полвека назад, смешалось с реальностью. Люди снова, в мельчайших деталях, пережили гибель своих прадедов, крики из горящих амбаров, запах горелой плоти. Некоторые так и не оправились.
Именно здесь, на площади, где сердцевиной горя был оплавленный каркас старого фонтана, он и появился.
Его плащ был ослепительно-белым, и ни единое пятнышко пепла не решалось коснуться его. Он шёл медленно, его шаги не издавали звука на усыпанной щебнем мостовой. Люди расступались, не в силах вынести его спокойного, всевидящего взгляда.
– Я знаю вашу боль, – его голос был негромким, но он достигал каждого уха, как будто звучал внутри черепа. – Я чувствую её. Она кричит в вас. Она не даёт вам спать, есть, дышать. Она пожирает вас изнутри, как ржавчина пожирает сталь.
Он остановился у фонтана и положил руку на обугленный камень.
–Вам сказали, что это – дар. Что это ваша история. Ваша правда. Но я спрошу вас: какая правда может быть в этом? – Он обвёл взглядом толпу, и его глаза, цвета старого льда, встречались с каждым. – Правда в том, что дети должны бояться крика ветра? Правда в том, что вы должны каждый день видеть в глазах соседа не человека, а тень того, кто когда-то сгорел заживо? Это не правда. Это проклятие.
Он сделал паузу, дав своим словам просочиться в самые потаённые, израненные уголки их душ.
–Они называют это «возвращённой памятью». Я называю это инфекцией. Язвой на теле мира. И как любую язву, её нужно прижечь.
В толпе стояла молодая женщина, прижимавшая к груди тряпичную куклу. Её звали Элис. Она была внучкой той самой девочки, что сгорела в Хартфордском пожаре. И теперь она помнила это так ясно, будто это произошло с ней. Она чувствовала жар на своей коже, слышала собственный крик. Её разум был на грани.
Проповедник подошёл к ней. Он не был высоким, но казался исполином.
–Дитя, – сказал он мягко. – Ты хочешь, чтобы это прекратилось?
Она не могла говорить, лишь зажала куклу так, что пальцы побелели, и судорожно кивнула.
– Тогда дай мне твою боль.
Он не стал совершать сложных ритуалов. Он просто достал из складок плаща небольшой кристалл, наполненный чем-то густым, чёрным и неподвижным, словно жидкая тьма. Это была Чернильная Сажа. Он прикоснулся кристаллом ко лбу Элис.
Ничего не взорвалось. Не было вспышки света. Был лишь тихий, окончательный выдох. Напряжение спало с её плеч. Глаза, полые от ужаса, стали пустыми, но спокойными. Она разжала пальцы, и кукла упала в пыль. Она больше не помнила, зачем она ей нужна. Она больше не помнила огня.
– Видите? – Проповедник повернулся к толпе, и в его голосе впервые прозвучала горячая убеждённость. – Тишина. Чистота. Это и есть исцеление. Мы не несём разрушения. Мы несём очищение. Мы – Очистители. И мы предлагаем вам то, чего не дал вам ваш «спаситель» Айвен. Мы предлагаем вам свободу. Свободу от прошлого. Свободу начать всё с чистого листа.
Он протянул руку, открытую ладонью вверх.
–Кто устал нести свой груз?
Мгновение тишины. А затем, один за другим, сначала неуверенно, потом всё решительнее, жители Хартфорда стали делать шаг вперёд. Их глаза были полны слёз, но теперь это были слёзы облегчения. Они видели чудо. Они видели выход.
Проповедник смотрел на них, и в глубине его ледяных глаз вспыхнуло пламя абсолютной, непоколебимой веры. Вера в то, что он был единственным, кто видел мир таким, каков он есть. И что его миссия – спасти этот мир от самого себя.
