Колесо угодило в выбоину, взметнув фонтанчик яростных брызг. Я
даже понять ничего не успела, когда содержимое единственной в
округе лужи хлынуло на меня, окатив с головы до ног. Мобиль
пролетел с такой скоростью, что следом за ним чуть не улетела
шляпка, державшаяся на честном слове, то есть на собственноручно
сооруженной впопыхах прическе. Проходившая мимо женщина с корзиной
сочувственно на меня покосилась, а я отошла в сторону, чтобы
оценить масштаб катастрофы.
Масштаб оказался… масштабным.
Пальто было испорчено безнадежно: грязные брызги намертво
впитались в кремовый фетр. Несмотря на стремительный прогресс,
улицы Лигенбурга даже в центре с очень большой натяжкой можно
назвать чистыми. И дело даже не в том, что дым с промышленных
окраин оседает везде, куда доберется. После изобретения мобилей
пыли стало в десятки раз больше, а наши дороги… ну, не сказать,
чтобы для них приспособлены.
Я стянула перчатку и потерла крохотное пятнышко на запястье,
которое тут же стало еще больше. Случись такое в любой другой день,
мне было бы все равно, но сегодня… Хотя в любой другой день со мной
такое вряд ли могло бы случиться. Это пальто я купила на последние
сбережения для встречи с директором музея искусств, мистером
Ваттингом. Встречи, от которой зависела вся моя дальнейшая
жизнь.
Ладно, пусть даже пальто погибло, но встреча еще нет.
В моих, и только в моих силах сделать все, чтобы ему понравилась
моя картина.
Я решительно поправила на плече тубу с холстом и сквозь людской
поток зашагала к площади Витэйра, сразу за которой располагался
музей искусств. Огромное трехэтажное здание, с окнами в мой рост,
занимавшее целый квартал. Раньше здесь была городская резиденция
графа Аддингтона, участника заговора против короны, но после его
гибели особняк отошел государству, как и все его земли. Ее
величество Брианна распорядилась перевести в особняк лигенбурский
музей искусств, поэтому теперь здесь проходили все самые известные
выставки. Несколько раз мы посещали их с леди Ребеккой, женщиной,
которая заменила мне мать. Тогда я и подумать не могла, что однажды
смогу здесь выставляться.
Чем ближе я подходила, тем сильнее колотилось сердце, но у
дверей музея меня ожидал сюрприз.
«Выходной», — гласила надпись на табличке, возвышающейся на
бронзовой ножке.
Центральный вход оказался закрыт, так же, как и ворота, ведущие
во внутренний двор. Каменные стены протянулись коридорами под
открытым небом, заворачивающими так резко, что дальше ничего не
рассмотреть. Как раз в тот момент, когда я об этом подумала, часы
пробили десять. А это значит, что до встречи осталось… пятнадцать
минут.
Я в жизни так не бегала.
Пролететь вдоль дома, за ним еще полквартала, нырнуть в
переулок, а потом бежать назад с другой стороны. Запахи дыма,
дерева и выпечки смешивались с бодрящей свежестью. Осеннее утро
выдалось холодным: несмотря на яркое солнце, ветерок покусывал
щеки. Близость Бельты делала его еще более сырым и колючим, поэтому
я была искренне рада, когда добралась до служебного входа. К
счастью, калитка в высоких кованых воротах с королевским гербом
оказалась не заперта. Я притормозила, глубоко вздохнула и степенно,
как положено благовоспитанной мисс, направилась к двери.
Под навесом стоял мобиль, в котором, укутавшись старым пледом,
дремал шофер. Раньше здесь наверняка была конюшня, но с появлением
изобретения, позволяющего преодолевать расстояния значительно
быстрее, от экипажей многие отказывались в их пользу. Те, кто мог
себе это позволить, даже нанимали водителя, который возил по делам
и по развлечениям.
Массивная дверь поддалась с тяжелым скрипом, эхо разнеслось по
коридорам.
— Доброе утро! Мне назначено, — облегченно выдохнула суровому
мужчине за конторкой. — Мисс Шарлотта Руа к мистеру Ваттингу.
