Михаил немилосердно клял погоду, снегопад, обрушившийся на
город, новогоднюю толчею в магазинах и на дорогах. До праздника
оставалось две, почти три недели, а люди как с цепи сорвались. Еще
до полудня трафик плотно встал, в три часа дня навигатор показывал
уверенную семёрку, а к шести вечера и вовсе девятку. Можно было
смело бросать машину и идти пешком к ближайшей станции метро.
Вот только никаких перехватывающих парковок или просто
автостоянок в округе не имелось, а был только снегопад, валящий,
как и рога изобилия, фонари стоп-сигналов, прорезающие темноту
Питерского вечера, и, пожалуй, единственное, что не раздражало в
данный момент Михаила — музыка в колонках автомобиля.
День, который не задался с самого утра — с прокисшего молока в
холодильнике и нотаций матери, будто Михаил сопливый пацан,
нарушивший предупреждение родителей явиться домой не позднее девяти
вечера, — так и закончится, похоже, каким-нибудь крахом. Иногда их
с братом мама становилась невыносимой, впрочем, такой она и была, а
не «иногда становилась».
Те времена, когда жил один, Михаил вспоминал, как
благословлённые. Иногда таковыми казались даже годы, проведённые в
браке, принёсшем ему двоих детей: единственное, что на данный
момент, да и всегда, имело для него значение.
Дети. Только из-за них он терпел выходки своей матери, её
властный характер. Даниил — семи лет, первоклассник, спокойный,
рассудительный малый, — не вызывал тревогу у Михаила. За здоровьем,
питанием, школьной программой, спортивными занятиями семилетнего
пацана проследить не проблема.
А вот Светочка нуждалась в женском воспитании и внимании. Няни —
нянями, чужой человек пришёл и ушёл, не вложив и толики души, а
бабушка есть бабушка, а тем более прабабушка. И какая! Семейное
воспитание, преемственность поколений, традиции — всё это было в
семье Михаила, передавалось, как фортепиано Бехштейн по наследству.
Может ли фальшиво звучащий суррогат заменить Бехштейн с его мягким
и светлым тембром? Так и наёмная женщина не смогла бы заменить
Светлане то, что даёт ей жизнь в родной семье Михаила.
Шаловливая, живая, активная, крутящаяся около отца и его
окружения, возле брата Михаила, среди борцов и тренеров
единоборств, дочь выглядит и ведёт себя как пацанка. И это пока ей
пять лет, что Михаил будет делать с ней, когда она начнёт
подрастать? Где найдёт нужные слова, объяснит простые вещи,
которые, должно быть, объясняет каждая мать? Кто в нужное время,
когда из девочки вырастает хрупкая девушка, а потом на смену ей
приходит женщина, направит эту девочку в необходимую сторону?
Девочке необходимо женское, домашнее воспитание, в этом Михаил
Розенберг был убеждён. Он же не мог предоставить и обыкновенной
стабильности. Постоянные командировки с континента на континент,
отсутствие дома по нескольку недель кряду — обычная жизнь Михаила.
И ради этого домашнего и женского воспитания, он и терпел порой
невыносимый характер матери.
В итоге, если уж терпеть в своем окружении женщин, то пусть это
будут дочь и мать. Михаил усмехнулся про себя. Посмотрел с тоской
на навигатор. Всё та же девятка, и не видно конца и края, что
пробке, что дню. А нужно было ещё успеть заехать забрать новогодние
подарки детям. Заказал едва ли не накануне, оплатил, теперь они
дожидаются своего часа на складе. Самое простое было бы — вызвать
доставку, но дома пронырливая Светочка обязательно обнаружит
подарки, заметит курьера, догадается, а то и припрёт к стенке
Михаила, и тому придётся «палить контору».
Можно было заказать в офис или отправить Ольгу-помощницу,
запоздало сообразил Михаил. Его брат в состоянии организовать досуг
одновременно двух сотен детей, он же не способен обеспечить
доставку новогодних подарков собственным детям. Михаил усмехнулся в
который раз за этот безумный день.
